Будет то же самое. Работа дезорганизована, предприятие выведено из строя — и неважно какими методами.
Вот этому то и учили нас психологи. Подстраиваться в разговоре под собеседника. Находить нужные аргументы. Превращать сборище недовольных в толпу, а толпу — в сметающий все на своем пути таран. Не в последнюю очередь — уметь определять, врет твой собеседник или нет. Если ты действуешь за линией фронта — это умение спасет тебе жизнь.
Сейчас я видел, что Кринский — не врет или по крайней мере, искренне верит в то что говорит.
— Возможно, обвиняемая скажет другое.
— И солжет. Одного признания нам вполне хватило. Итак, господа — суд принимает признание обвиняемого Кринского в том, что именно он подготовил и совершил террористический акт, приведший к гибели большого количества невинных людей. Сделал он это с намерением дестабилизировать обстановку в регионе, внести раскол в общество, добиться разлада между русскими и арабскими подданными Его Величества и за счет этого добиться отторжения от империи части территории и создать там независимое жидовское государство. Дело считается доказанным. Обвинитель, какого рода наказание вы предлагаете применить к обвиняемым?
— Уважаемый суд, обвинение просит о применении смертной казни к каждому из обвиняемых — отчеканил генерал Бойко.
— Защита, ваше слово?
— Защита просит о снисхождении к женщине, поскольку следствием не установлен факт ее непосредственного участия в совершении террористического акта.
— Господин обвинитель, это действительно так?
— Уважаемый суд, участие подсудимой Либерман выразилось в том, что она не только участвовала в деятельности Хаганы, но и предоставила средства для совершения террористического акта, а именно автомобиль, в котором было размещено взрывное устройство. При этом она знала для чего будет использоваться автомобиль. Обвинение продолжает настаивать на смертной казни обвиняемой.
— Заявления защиты и обвинения приняты. Первое обвинение — в терроризме — рассмотрено. Время высказаться заседателям. Алексей Павлович, прошу вас.
— Смерть для обоих — сразу же высказался атаман.
Стоило ли сомневаться…
— Александр Владимирович?
Ну, и как бы вы поступили на моем месте? Вопрос не в том, что здесь и сейчас я могу стать третьим обвиняемым — запросто. Вопрос не в том, что меня могут грохнуть прямо здесь и сейчас, не утруждая себя исполнением формальностей, каких бы то ни было. Вопрос в том, что я должен стать своим, одним из своих. А мне четко дают понять — что стать своим можно, только если поучаствовать в безумном судилище и пролить кровь.
— Смерть и снисхождение — сказал я.
— Прекрасно. Поскольку мнения заседателей разделились — генерал-губернатор шагнул вперед, окончательное решение придется принять мне. Всем вам известна история господа, все из нас ходили в гимназию и учили историю. В том числе историю смутных времен конца девятнадцатого века. Я прекрасно понимаю мотивы князя Воронцова, благородного человека, искреннее считающего, что такой вид наказания как смертная казнь к даме не применим. Прекрасно понимаю — но не могу согласиться. Увы, история нашей многострадальной Родины дает немало примеров тому, как дамы не только участвовали в террористических и антиправительственных организациях — но и сами претворяли в жизнь чудовищные замыслы. Осмелюсь напомнить князю Воронцову и всем присутствующим такие дела, как дело Софьи Перовской, претворившей в жизнь чудовищный умысел против Государя Императора Александра Второго или дело Веры Засулич, которая выстрелила в достойнейшего человека, господина Трепова, вся вина которого была в том, что он честно справлял службу перед Россией и перед Государем Императором. Осмелюсь также напомнить, что суд присяжных оправдал Засулич, что послужило дурным примером для десятков и сотен других молодых людей, ставших на путь анархизма, коммунизма и терроризма. Шестнадцатый год показал нам, к чему может привести сочувствие государственным преступникам.
Возможно, кто-то из вас, а особенно господин Воронцов, недавно находящийся на Востоке и не до конца представляющий происходящее сейчас не поймет меня. Да, мы строим города и заводы. Да, мы дали местным жителям работу, возможность учиться, вытащили их из вековой отсталости. Да, большинство населения благонадежно и живет в согласии и соблюдая закон. Но есть группы отщепенцев, ненавидящие нас и страстно мечтающие взорвать все созданное нами, вновь погрузить Восток в пучину кровавого безумия. С ними может быть только один разговор — языком пуль. Но есть еще и колеблющиеся — те, кто готов примкнуть к террористам, но не делает это, страшась карающей руки закона. Приговор должен стать предостережением всем им, и если мы будем жалеть террористов — завтра их ряды неизмеримо пополнятся, и прольется новая кровь. Десятки жертв превратятся в тысячи.
Возможно, кто-то считает, что Хагана не так опасна, как религиозные экстремисты. Но и это не так. Жидовский террор не просто нацелен на отторжение части земель, на которые мы имеем преимущественные и неоспоримые права. Своими злоумышлениями жиды подталкивают к конфликту две крупнейшие народности, проживающие здесь — русских и арабов, желая извлечь выгоду из гражданской войны. Из жидовской среды вылезли такие мракобесные учения, как коммунизм Ленина и анархизм Бакунина и Троцкого. Жиды не считают за людей никого, кроме таких как они сородичей — вот почему мы должны не проявлять ни капли жалости к этому жадному, наглому и жестокому племени!
Поэтому, осознавая всю меру своей ответственности, я голосую за смертную казнь для обоих обвиняемых. Господь да простит нас!
Господь да простит нас…
Очевидно, дальнейшая процедура была хорошо отработана. Заседатели — они оказывается, должны выступать и в роли палачей, о чем я не подумал. Казацкий атаман по имени Алексей Павлович достал свой пистолет — возможно табельный, подошел к Руфи и выстрелил ей в голову. Та без звука растянулась на земле — и он выстрелил еще раз. Усилием воли я заставил себя не закрывать глаз. Это отныне — мой грех, мое наказание, и мне его ничем уже не смыть. Белфаст уже не являлся мне во снах — а вот это больше не даст мне покоя…
Выщелкнув из пистолета обойму, казак протянул пистолет мне. Остался только один патрон — тот, что в патроннике.
— Прошу вас, Ваше высокопревосходительство — сказал он.
Можно пристрелить Абашидзе. Успею — вряд ли кто-то здесь сможет действовать так же быстро как я. Потом убьют Кринского и меня.
К чему это приведет? А ни к чему.
Пришлют другого губернатора. Этого — объявят погибшим в результате террористического покушения. Судя по тому, что здесь творится — они сумеют замести следы.