Сев на застеленную грязной простыней кровать, Максим достал из тумбочки белую таблетку и проглотил ее, закашляв после этого еще сильнее. Через несколько секунд кашель ослабел и он вымученно улыбнулся.
– Запасы к концу подходят, а новых не предвидеться. Обезболивающее и немного лекарство. Остатки моих собственных запасов. А вот ты, извини, дурак. Хоть и не знающий, но дурак.
Андрей непонимающе посмотрел на него.
– Объясни… – попросил он, решив, что сейчас не время обижаться.
Максим без слов вытащил из тумбочки пустой пакетик, надул его и показал Андрею.
– Видишь? Это твоя Земля.
С этими словами он хлопнул пакетиком о тумбочку. С тихим звуком тот лопнул, разорвавшись на несколько мелких кусочков.
– А вот, что с ней стало, – сказал Максим, но заметил неверящее лицо Андрея, – Пойми, этот мир, если его вообще можно назвать миром, не планета, не система, вообще ничто! Это гигантская свалка, куда сбрасываются отходы производства, а точнее – миры, отработавшие свой срок. Некоторые считают, что только миры, населенные разумными существами. Ничто не вечно, как говорили философы. Конец истории… Здесь это называют Катаклизмом. Это когда на помойку выкидывают новую порцию мусора. Твоей Земли нет, остались только развалины, брошенные в общую кучу! Конечно, в идее это должно было означать и гибель разума, но тут вышла ошибка. Кто бы все это не задумал, но он переоценил свои силы. Разумные существа оказались гораздо более живучими, чем любые другие. Они смогли выжить после всего этого, смогли выжить даже здесь! Приспосабливаются, изучают, убивают… да, удивительно, но они нашли повод воевать даже тогда, когда война кажется не просто бессмыслицей, а сущим бредом! И все мы живем тут как паразиты, ползая по мертвым телам собственных цивилизаций. Не понимая того, что нас не должно быть! Мы были обязаны умереть вместе с тем мусором, который называли родным миром. Глупо, не так ли?
– Может быть, – сказал Андрей, пододвигая к себе табурет и садясь рядом, – но ведь каждый жить хочет…
– Зачем? Никогда не задавал себе такой вопрос? Зачем жить, когда ты и так уже на свалке? Среди отстойников разума, отбрасываемых сюда в ходе какого-то поиска. Знаешь, есть такие сектанты, которые верят в это. Что мы – гигантский эксперимент. Все мы! – Максим размахнул руками, словно пытаясь обнять весь мир, – Кто-то ищет идеальный разум, складывая конструктор то так, то так. И каждый раз, когда головоломка складывается, оказывается, что пара деталей встали не так. И все выбрасывается, обломки падают частично сюда. И складывается новый конструктор. И так до бесконечности! Мы просто не нужны, нас выкинули,
– А почему тогда сам не умер, если веришь в это? – спросил Андрей, распаляясь. Выходило так, что вся его прежняя жизнь, его и всех его товарищей была бессмысленной. Весь путь поисков и решений, разочарований и открытий, страданий и терпения, был не нужен, вел в пустоту. Не хотел он в это верить. Эта дорога вела в бесконечность, к светлому будущему, а не в бездонную пропасть.
– А потому что я понял это не так давно, – развел Максим руками, – Уже здесь, перегорев и натерпевшись. Я видел бессмысленность этого пути. Наивность таких, как ты, верящих в идеалы, которые сами и создали. Глупость. Все это – сплошная глупость, а это кладбище миров – лишнее тому подтверждения. Где все то, что создала твоя цивилизация? Где ваше искусство, наука и культура? Где? Стерто в порошок, забыто и затоптано. Потому что натянуто и выдумано. Разум общества никогда не уходит дальше примитива, потребления ради утоления самых приземистых чувств. Все направлено только на утоление инстинктов – голода, жажды, похоти и прочего, что объединяет нас с животным. А идеалы – это изгаляния на сытый желудок. Попробуй поспорить со мной, когда голоден…
Андрей вдруг подумал, что мужик окончательно сошел с ума, потому и лезут ему в голову подобные мысли. Слишком много он пережил, слишком много видел, чтобы сохранить хотя бы остатки разума. Нет, ел он, конечно, ложкой и ботинки на голову не натягивал. Но сумасшедший. Потерял ту точку опоры, что придавала его жизни хоть какой-то смысл. Отчаялся и в себе, и в жизни, чтобы видеть хоть что-то положительное. А Максим все нес какую-то ахинею о провидении и о том, как оно издевается над человеком, давая ему задачи, на которые нельзя найти ответа, запуская в лабиринт без входа и выхода. И что все здесь бегают в таком лабиринте, пытаясь найти хотя бы призрачную надежду на выход.
Андрей в конце просто не выдержал и вышел, подождать, пока Максим не выдохнется. А глаза у него совсем безумные. Круглые и пустые, как колодец. И только где-то вдалеке, глубоко в сознании тлеет огонек разума, задавленного собственным бессилием. Страшно смотреть в такие глаза. Страшно и жутко, потому что понимаешь, что вполне можешь оказаться таким же. Лишенным надежды и веры, существом, отчаявшимся в жизни, обожженным ею как никому не нужный обрубок, вынужденный болтаться на ветру где-нибудь на краю всего того, что люди называют жизнью. Он, наконец, стащил с головы шлем и уткнулся лбом в холодную каменную стенку, на которой еще виднелись остатки штукатурки. Надо было передохнуть. Слишком много в голове перетряхнула эта встреча. Как абсурдно не звучит, а была в словах Максима правда. Зачем жить, когда и так весь мир развалился, рухнул в гигантскую помойку, которая теперь им вместо дома. Нет надежды, нет шансов на восстановление. Ничего нет, только разруха вокруг, бессмысленная по своей сути, но живущая своими, до непонимания странными законами.
– Прости, заболтался, – Макс тихо приоткрыл дверь и, устало, прислонившись к косяку, спокойно говорил, – отвык с людьми разговаривать. Да и лишнего я, наверное, наболтал. Не надо было тебе этого слышать.
– Ничего, – Андрей повернулся к нему лицом, – ты ни в чем не виноват. Это я еще такой. Может, и вправду, наивный. А может, еще просто слишком мало видел.
– Хорошо, зайди, показать тебе одну вещь хочу…
Андрей кивнул, надел шлем обратно на голову и зашел в комнату. Макс был подавленный и словно уставший. Казалось, что этот словесный прорыв, копившийся в нем, казалось, долгие годы, вырвался, опустошив его и морально, и физически. Почти ничего не говоря, он сел обратно на кровать и достал из верхнего ящика тумбочки маленький сверток и протянул его Андрею. Аккуратно взяв, он развернул его и увидел, что это схематичное изображение пещеры с отмеченными на ней выходами и тоннелями. Ориентир здесь был такой же, как и у искателей, все отмечалось от поселения, которое было указано жирной красной точкой.
– Это я составил, по рассказам местных, – сказал Максим, – Давно еще, когда надеялся, что вспомню, откуда я. Думал, выберусь, вернусь к своим. Так и не пришлось. А ты бери, тебе пригодится. Ты молодой, помнишь себя. Твоя дорога лежит дальше. Здесь тебе делать нечего. Поселение вымирает, местные никогда не смогут принять эту жизнь. И только умирающим и жить рядом с ними.
