Правительство строило свои планы в обстановке сверхсекретности. На всякий случай, 27 июля было объявлено, что оно еще какое-то время останется в Лондоне и будет оттуда руководить военными действиями. К этому времени немцы переправились через Темзу в районах Рединга и Мейденхеда и начинали двигаться на северо-восток, укрепляя свои западные фланги.
Королевская семья тайно покинула Лондон. О ее переезде в “безопасное место” объявили на следующий день. Суверен направился в Честер, откуда легко было добраться до любого из северозападных портов страны, чтобы сесть там на военный корабль[438].[439]
Флот, все еще угрожая немецким конвоям в Ла-Манше и делая все возможное для обеспечения безопасности торговых путей, начал готовиться к своей новой роли. Правительство решило, что его следует сохранить как главную действующую силу, способную в будущем изгнать врага с территории Англии, и как средство поддержания престижа и влияния в переговорах с другими державами — прежде всего с США. Флот должен был заняться эвакуацией персонала и важного технического оборудования. Речь шла о шифровках, секретных научных разработках, прогрессивных технологиях. Затем кораблям предстояло проследовать на военные базы, опираясь на которые они могли бы наносить удары по портам Оси.
Поступило предложение сохранить базу в Ольстере. Эта идея не была отвергнута, хотя все прекрасно понимали, что длительное содержание базы в данном месте связано с большими трудностями[440].
Тщательным образом рассматривался вопрос об организации и задачах Сопротивления в случае немецкой оккупации. В отличие от поляков и бельгийцев, имеющих опыт в этом вопросе, англичане были плохо осведомлены о методах и традициях партизанской войны. Исключение составляли участники “беспорядков” в Ирландии после 1918 года. В любом случае, для детальной разработки этого вопроса оставалось очень мало времени. Было организовано несколько подпольных ячеек и устроены тайные склады оружия, но конкретные вопросы “что делать” на данной стадии еще не обсуждались.
Не могло быть и речи об уничтожении промышленного потенциала Великобритании. Это означало лишить рабочих средств к существованию. Немцы однозначно давали понять, что они надеются на отсутствие саботажа в “общих интересах”.
Последний штрих
Шведское правительство обеспечило компетентное и быстрое ведение переговоров. Черчилль изо всех сил старался выиграть[441] время, чтобы успеть вывезти с английской территории все ценности и укрепить форпосты, от которых зависело будущее империи. Перевозка за океан золота, ценных бумаг и национальных сокровищ началась 24 июня. 8 июля для этой цели были привлечены эсминец, крейсера, четыре миноносца и три лайнера. Англичане очень торопились, так как хотели иметь на руках нечто существенное, если придется торговаться. В это время огромный конвой с оружием из США направили не то на Средний Восток, не то в Канаду. Черчилль информировал Рузвельта о намерениях английского правительства, и вопрос о прямом вмешательстве американцев отпал сам собой.
Англия более не была благополучной страной. Стоило проявить какой-то намек на волю в переговорах, проходящих в Стокгольме, немцы немедленно начинали избирательный обстрел целей, которые расценивались как гордость британской нации. Они выбирали культурные центры, имеющие архитектурную ценность, надеясь воздействовать на эмоции британских лидеров. 30 июля бомбили Оксфорд, 31-го настала очередь Кембриджа; Итону и Хэрроу также досталось[442]. Здание школы в Хэрроу пострадало очень сильно. Один из самых блестящих учеников этой школы — ныне премьер-министр Великобритании был в отчаянии.
Основные силы вермахта медленно, но верно захватывали английскую территорию[443]. Они не спеша и со знанием дела[444] ликвидировали очаги сопротивления в городах и деревнях. Победа была не за горами, и немцы старались избегать ненужного риска. Моторизованные подразделения просачивались вперед, сея сумятицу и тревогу среди местного населения. Из Сент-Олбанса, Хай-Уикума, Дидкота, пригородов Оксфорда и Суиндона поступали сообщения об очень агрессивном поведении врагов, которые могли творить все, что им заблагорассудится. Местное население было охвачено ужасом.
Однако в районах, где немцы уже более или менее обосновались, оба народа постепенно начали приспосабливаться друг к другу. В свое время во Франции происходило то же самое.
Население в целом проявляло к оккупантам холодное неприятие, но все больше и больше англичан вступали в тесный контакт с немцами и иногда изменяли свое предвзятое мнение. Под несгибаемой холодностью и серой униформой можно было разглядеть признаки человеческого достоинства, известной практичности в поступках, а иногда и сочувствия к простым англичанам, даже доброты. Одинокие люди жаждали взаимопонимания и обычных человеческих отношений.
Немцам, конечно, приходилось использовать местные ресурсы. Однако повсеместно отмечалось, что они занимались мародерством меньше, чем некоторые английские военные из разрозненных формирований, которые более не подчинялись дисциплине. К удивлению приверженцев старых имперских традиций, британская социальная структура начала меняться. И даже, по мнению самых консервативных британцев, изменения не всегда были к худшему.
Процесс трансформации протекал медленно. Никто, конечно, не решался в открытую проявлять братские чувства.
Очень немногие англичане испытали радость, став свидетелями символического события в Ливерпуле. Вечером 31 июля линейный корабль “Нельсон” покинул порт с королевской семьей на борту.
Отъезд короля Британии не был тайной. Огромный военный корабль вдруг появился далеко от арены боевых действий. Было известно, что какие-то странные передвижения происходят через порт Мереей. Потом поползли слухи, что война скоро закончится. Люди начали строить всякие предположения. Короля узнали на территории порта. Собралась эмоционально настроенная толпа народа. Всех присутствующих охватило ощущение надвигающейся[445] катастрофы. Послышались возгласы. Люди, казалось, не верили своим глазам. Потом все замолкли, как будто их постигло страшное горе. Король и королева помахали в знак приветствия, и кортеж проследовал дальше. Под вой сирен королевская чета быстро поднялась на борт. С наступлением ночи линкор и корабли сопровождения покинули пределы порта и взяли курс через Атлантику. Тем временем Уинстон Черчилль перевел свой кабинет из Лондона в Глазго, где было относительно безопасно. Там он дожидался последних новостей из Швеции, прежде чем последовать за своим монархом в изгнание.