– Ваше Благородие!
– А! Приехали?
– Энто… Куды далее править?
– К усадьбе и правь, голубчик. Далеко ещё?
– Та не… Эвон, крыша дома господского ужо показалося.
Пока подъезжали к двухэтажному деревянному дому, Александр напрягал и расслаблял тело, стряхивая сонную одурь, заодно слегка погримасничал, готовясь много и радостно улыбаться.
"Господи, только бы обошлось…"
ТАК он не волновался уже давно. Но… вместо тёти на крыльце показалась… э…?
" Тёте пятьдесят лет, сестре двадцать… недавно исполнилось, вроде. Тогда кто?"
– Батюшки святы, Александр Яковлевич пожаловали!
Кто бы она не была, но гостя узнала сразу и безошибочно, и моментально обрадовались.
– Сенька!
Появившийся на крик коренастый мужичок, молча ухватил чемодан и исчез с ним, в глубине дома.
– Вытянулися то как! Вот Татьяна Львовна с Анной Петровной обрадуются, они вас так ждали…
– Кхе. А где же сама тётушка?
– Так оне с час назад к Харокиным с визитом отправилися, но к полудню непременно назад…
– Понятно. Может?
Александр кивнул на дом, вопросительно поглядев, на свою безымянную (пока!), собеседницу.
– Ой! Что же это я… Милости просим!
Проводив поручика до его личной (о как!) комнаты, женщина побежала – распорядиться и организовать "чего нибудь к чаю".
" Мою домохозяйку напоминает…"
Комната была какая-то… нежилая, что ли? Узкая кровать с горкой подушек и толстой периной, два тройных бронзовых подсвечника с короткими обрубками свечей, у дальнем углу помесь письменного стола и шкафа – и столешница есть, и множество шкафчиков и полочек, над и под ней. Керосиновая лампа на подоконнике, стены затянуты в светло-синюю ткань, на полу – тонкая войлочная дорожка. Кресло, обтянутое гобеленовой тканью, очень удобное даже на вид, графинчик с водой…
"И ночной горшок под кроватью… какая прелесть! Словно в сказке очутился… наверное тут и не спал никто, после того как племянник убыл в Павловское поступать"
На дверном косяке обнаружились аккуратные царапины, а рядом с ними – цифры. Десять, одиннадцать, тринадцать… Ещё, очень много было вязанных кружевных салфеток и кисейных платков-накидушек: на спинке стула, на подоконнике, на подушках, на одеяле. И цветы – везде. Лёгкий перекус во время "чаепития" окончательно добил Александра, и тот задремал прямо в кресле, успев только слегка расстегнуть китель и ослабить портупею.
Свет. Яркий, ослепительный – но не обжигающий, скорее ласково-тёплый. Пронзительная синева неба, тихий шелест, волнующейся под ветром травы, и смех – беззаботно-счастливый. Его смех… Тонкие руки сестры… Ани… Он иногда звал её – Анечкой, а она его, по детски ещё шепеляво, Шашей, отчего он постоянно хихикал…
Из сна его выкинуло резко, ударом лютой боли в виски. Она всё нарастала и нарастала, буквально иссушая разум, и даже транс не помогал – ЭТА боль с лёгкостью проламывала лёд безразличия и отстранённости, пульсируя уже по всему телу, пока… пока он не понял. Боли больше не будет – никогда. Последний кусочек чужой памяти растворился в нём, последний привет от бедного юнкера Агренева… Теперь стали вполне понятны, необъяснимые прежде приступы боли. Это чужая память, последние следы старого хозяина тела, "усваивались" его разумом… Размышления резко оборвались, стоило только услышать, сквозь неплотно прикрытую дверь, негромкие женские голоса:
– И ты молчала!!!
– Так ведь с дороги же, утомилси…
– А… ну да. Ты… иди проверь, только тихонько, не разбуди.
"К чему оттягивать неизбежное…"
Утренняя знакомая, так душевно встретившая гостя на крыльце, только коротко ойкнула и подалась в сторону, пропуская Александра.
– Тётушка!
Теперь уже оторопела хозяйка дома: таким она своего племянника не видела никогда! В последнее их свидание он был такой же, как и всегда – застенчивый, часто краснеющий юноша, всегда смущающийся открыто выражать свои чувства, с вечными чернильными пятнами на указательных пальцах рук, худенький… А к ней подходил – уверенный в себе, сильный и спокойный, загорелый офицер. И глаза… больше Татьяне Львовне рассмотреть не удалось – её мягко и осторожно обняли, поцеловали, и напоследок слегка поцарапали наградами.
– А где же Аня?
– Ну здравствуй, племянничек. Хорош гусь! За столько времени – и ни одного письма. А ну!!! Повернись, дай тебя рассмотрю… ой, вымахал-то как… да телеса какие себе отрастил… Хорош!!! Все соседи с зависти помрут, как есть!
Александр не совсем понял, как он связан с будущей эпидемией соседских смертей, но уточнять не стал. Вместо этого – засыпал свою тётушку градом вопросов: как жизнь, как урожай, чего нового в округе, как прошла помолвка? Что самое интересное – было действительно очень интересно слушать её ответы. Пользуясь тем, что дочка приводит себя в порядок после долгой и утомительной поездки (аж три версты, в крытой бричке), тётя беззастенчиво резала всю правду матку. Жених – из-за невеликого своего чина и почти пятнадцатилетней разницы в возрасте, ей не глянулся, но раз уж у Анны Петровны приключилась лубофф с большой буквы, то мешать высоким чюйствам она не будет, урожай в этом году вышел на славу, а соседи… Племянник молча слушал, и улыбался. Татьяна Львовна очень сильно напоминала ему подружку мамы. ТОЙ мамы, одной-единственной, и неповторимой… Тётя Люда, тоже была женщиной сильной и мудрой, а главное – энергичной и неунывающей.
"А ведь когда у Татьяны Львовны умер муж… даже не помню, кем он был, она в золоте не купалась, скорее наоборот. Однако – без малейших колебаний забрала к себе единственного сына сестры, и растила, как своего"
– … так я и отписала Амалии Федоровне, ты же помнишь, в каких чинах её супруг ходит? И месяца не прошло -ответила, отписала про адрес твой, да кое-какие подробности. О том, что служишь исправно, у командиров на хорошем счету, награды уже имеешь… вот похвастайся тётке, за что Анну навесили?
– А! Пустое. С контрабандистами в перестрелке побывал, мне это в подвиг зачли.
– Как был скромным, так и остался!
Осуждающе-довольно констатировала Татьяна Львовна. Вспомнив о подарках, Александр заговорщицки подмигнул и на минуту исчез в своей комнате, появившись уже с изящной узкой шкатулкой в руках.
– Ох! Да ты с ума сошёл, Сашенька, такие деньги на… Пелагея! Где ты там… зеркало подай… а там что?
– Анне, подвеска и серьги. На помолвку…
– Красота какая… а кольца?
– Ну тётя! Вас двое, колец двое, чего уж тут гадать…
– Вот дай-ка я тебя расцелую!
К тому моменту, когда в гостиную изволила пожаловать боярышня Анна Петровна, там уже вовсю шло веселье: племянник рассказывал тёте очередной смешной случай из нелёгкой жизни "несунов", а Татьяна Львовна и ключница, она же – гувернантка, она же – младшая подруга по имени (наконец-то!) Пелагея, заливисто хохотали, повторяя понравившиеся фразы. Потому и не сразу услышали её недоумевающий голос:
