Он решил, что будет орать, визжать, умолять о снисхождении. Что-нибудь выдумает. Уж на это он мастер. Хотя бы на это. Он видел, будто во сне, низкую арку ворот, просторный мрачный двор, однообразные ряды зарешеченных окон. Потом коридоры. Исполнители в черном. Повсюду исполнители. Откуда их столько? Может быть на самом деле все жители Рима подались в исполнители? И только один Кумий ничего не исполняет… Или исполняет? Но что-то совершенно иное… Почему он другой?… Почему? Ему так хочется быть со всеми. Но он не может, просто не может, и все.
Его ввели в крошеную каморку. Свет из оконца едва сочился. Лампочка под потолком едва теплилась. Пахло мерзко. Латринами, давно не мытыми, загаженными. Двое здоровяков. Открыли ему рот и влили мерзкую жирную вонючую жидкость.
– Счастливо оставаться! – воскликнул исполнитель и ухватив Кумия за волосы припечатал к каменной кладке половиной лица.
Что-то хрустнуло, на грудь полилась кровь. Кумий сполз на пол, сжался в комок. Внутри мерзко пульсировало. Тошнота подкатывало в горлу. Хорошо бы, его вырвало. Надо вызвать рвоту. Кумий засунул пальцы в рот. Долго давился и кашлял. Наконец мерзкая горькая жидкость полилась из рта.
Тут же дверь отворилась.
– Добавка! – весело крикнул исполнитель.
– А ведь они – гении… бывшие гении… как могли… как могли… – корчась на полу, бормотал Кумий.
Он не помнил, сколько прошло времени… час… два… Грязь и вонь камеры, все тело липкое, мокрое, вонючее… Отвращение к самому себе… Что может быть страшнее отвращения к себе, к своему телу, к своей душе! Спасите! Кто-нибудь, спасите! И тело, и душу!
Исполнители вернулись.
– Кто передал рукопись в Лондиний? – Исполнитель пнул Кумия в бок.
– Не знаю. Украли! Я дал почитать…
– Кому?
– Помпонию Секунду. – Он точно знал, что Помпоний уже умер. Исполнителям до него не добраться.
– Врешь!
– Правда! А его убили. И рукопись мне не вернули. Жулики! И вот спустя столько времени…
Они поверили. Ушли. Передышка. Хотя вряд ли муки в латрине, когда выворачивает наизнанку кишки, можно назвать передышкой.
Исполнители вернулись.
– Врешь! Ты написал все это позже.
Посчитали, значит. Почитали. Гении, их не обманешь. С Кумия градом лил пот. Зубы стучали.
– Кому ты отдал рукопись?
Кому? Кому же… Кого можно подставить, не рискуя? Кого Бенит не осмелится тронуть?
– Валерии. Весталке Валерии. Лично. – Уж ее они не тронут… Во всяком случае Кумий на это надеялся. Сквозь боль, сквозь ужас еще прорывались обрывки мыслей, будто побег тополя сквозь слой дерьма… сравнение… откуда-то… им придумано… записано? Или нет? Где записать?
– А кто передал твою мерзкую рукопись в Лондиний? Кто?
Нет, нет невозможно…
– Не знаю.
Удар по лицу. Чудовищная боль. Все плывет перед глазами. Кумий ползает по полу со спущенными штанами. Из заднего прохода льется по ляжкам липкая вонючая жидкость. Кумия рвет одною желчью. Исполнители фотографируют его. При каждой вспышке камеры Кумий вздрагивает и припадает к покрытому нечистотами полу.
– Вот подлинный вид современного писателя, – смеется исполнитель.
Завтра эти фото появятся на первой полосе «Первооткрывателя» с подписью: «Известный сочинитель Кумий во время очередной оргии». Но Кумию уже все равно.
– Кто передал рукопись в Лондиний?
Губы сами выдохнули:
– Проб… Марк Проб… Оставьте меня… помогите… кто-нибудь… помогите…
Один из исполнителей уходит. Во всяком случае Кумия больше не бьют. Ему даже приносят какую-то белую жидкость в глиняной чашке. Рисовый отвар. Всего несколько глотков. Какое блаженство… спасибо… спасибо…
Кажется, Кумий забылся на час или два. Очнулся от новых спазмов в кишечнике. Он сидел на горшке, когда дверь снова распахнулась.
– Выметайся! – приказал исполнитель.
Кумий не понял. Так и остался сидеть.
– Сказано: вон.
Он поднялся и со спущенными штанами поплелся из камеры. Ему вдруг представилось, что Неофрон смотрит сейчас на него и видит его унижения. У Кумия сами собой потекли из глаз слезы.
– Умереть, умереть! Тогда бы… тогда бы…
Да, тогда бы он не выдал Проба.
– Марк, – прости меня, – прошептал поэт, – прости если сможешь.
Его вытолкали на улицу. Он присел тут же возле какого-то дома. Думал, что на него начнут орать. Но никто не обратил на него внимания.
Потом отпустило… стало немного легче. Кумий поднялся и побрел… он сам не знал – куда.
Глава VIII
Июльские игры 1977 года (продолжение)
«Вчера по подозрению в измене арестован отставной центурион Марк Проб».
«Сенатор Флакк и его прихвостни надеются с помощью своих продажных вестников пробраться на выборах в сенат. Но у Бенита и всех патриотов Рима ответ прост: мы исполняем желания, мы воплощаем Мечту Империи. Это начинают понимать во всех частях Империи. Испания и Галлия, поначалу активно противодействующие диктатору Бениту, теперь начали активно его поддерживать. Смелым помогает Фортуна – эта старая истина продемонстрирована наглядно: яростный противник диктатора Бенита, председатель Большого Совета Бренн скоропостижно скончался в Лютеции».
«Акта диурна»,7-й день до Календ августа [89]
I
Внешне Марк Проб казался абсолютно спокойным. Макрин лично вел допрос.
– Ты за все ответишь, – пригрозил Макрин.
– За что именно?
– За мерзкую рукопись, что издана в Лондинии.
– Нет закона, запрещающего печатать книги за границей Империи, – тут же отозвался Проб.
– Это оскорбление Величия императора.
– В книге нет ни слова про императора.
– Клевета на Рим.
– Там нет ни слова про Рим. В библионе описана вымышленная страна.
– Я не читал это мерзкое произведение.
– Как же ты меня обвиняешь?
Макрин подыскивал ответ, но подходящего не находилось. Выходило, что арестованный не нарушал ни одного закона, ни одного эдикта, даже самого последнего эдикта об оскорблении Величия императора. Макрин казалось, что обвиняемый попросту хохочет ему в лицо, хотя Проб был абсолютно спокоен.
Макрин вызвал исполнителей и велел отвести Марка Проба в камеру. И там привести самые веские аргументы.
Марка избили до полусмерти. Исполнители перестали пинать его окровавленное тело лишь тогда, когда бывший центурион потерял сознание. Исполнители вспотели и устали от тяжких трудов, и отправились выпить и перекусить.
Марк очнулся не сразу, сквозь пелену боли вдруг ощутил: что-то липкое ползет по щеке. Он попытался открыть глаза. Но веки так опухли и заплыли, что он почти ничего не видел. Но кто-то в камере был. Марк слышал негромкое натужное дыхание – кто-то пытался стереть кровь с разбитой щеки. У неизвестного были липкие скользкие пальцы. Но это почему-то не вызвало отвращения у Марка.
– Кто здесь? – спросил арестованный. Во рту образовалась мерзкая дыра, осколок зуба царапал язык. Рот был полон крови. Знакомый привкус. Слишком знакомый.
Ответа Марк не получил – неизвестный лишь убрал руку. Но не ушел. Продолжал сидеть подле – Проб по-прежнему слышал его дыхание.
– Тебя тоже арестовали? – Марк по-стариковски шепелявил и не узнавал собственного голоса.
Опять ответа не последовало. Но Марка это не особенно занимало. Он попытался перевернуться с одного бока на другой и почувствовал нестерпимую боль под ребрами.
– До 1984 – го года осталось не так и далеко во всех отношениях, – прошептал бывший центурион следователей. – У тебя есть попить? – спросил он у неизвестного сокамерника.
В ответ послышалось странное шлепанье, будто огромная лягушка прыгала по каменному полу.
– Н…, – послышался странный выдох, который с большой натяжкой можно было принять на обычное «на».
Проб протянул руку и нащупал плоскую металлическую флягу. Отвинтил пробку. Глотнул. Фалерн… О подобном он не мог и мечтать. Пара глотков вина прибавила сил, хотя и не заглушили вкус крови. Однако Проб смог подняться, держась за стену. Боль в боку откликнулась тут же. Но он превозмог, стал осматривать стены. Добрался до двери… Глупо. Не собирается ли он бежать?
– …дт… М…ж…шь…дт…
Марк с трудом понял, что неведомый сосед спрашивает: «Можешь идти»?
– Попытаюсь… – отвечал Марк.
И тут же различил в полумраке, как черное пятно, похожее на рваную тряпку, заскользило по полу, потом по стене, по двери, замерло возле замочной скважины, несколько секунд копошилось… И о чудо! – дверь отворилась. Марк шагнул. Узкий коридор карцера был тускло освещен. В конце коридора, заложив руки за спину и выгнув грудь колесом, стоял исполнитель, преисполненный сознанием важности своей миссии. Охранник не сразу понял, что заключенный сам отворил дверь. Потом до него что-то дошло. Он рванулся к пленнику, на ходу расстегивая кобуру, но не добежал. Черная тряпка прыгнула в воздух и облепила лицо человека. Напрасно исполнитель вцепился в нее, напрасно рвал, силясь отодрать от лица – ничего не выходило. Лишенный воздуха, человек рухнул на пол. Ноги его конвульсивно били по полу.
