кружившимися над замком черными птицами.Весны, осени, зимы, и грязь, и хандра, Усыпительно скучные дни, вечера.
Подошла Мари-Жаклин, стала рядом, коснулась плечом плеча.
— Хотела сказать, мсье Леконт… Нет, не скажу, лучше помолчу вместе с вами.
Черная птица, упав из поднебесья, отчаянно крикнула, словно пытаясь о чем-то предупредить. Взмахнула крыльями, вновь ушла к серым тучам.
5
— Так точно, герр унтер-офицер. Газеты можно посмотреть в комнате националистического воспитания. По коридору прямо и налево.
Мальчишка-дежурный рапортовал, словно на параде. Стойка, правда, непривычная, руки на бедрах, ноги на ширине плеч. Главное же, знает в лицо, то ли предупредили, то ли не поленился в списки заглянуть. Интересно, в каком он звании, петлицы не пустые. Но и не унтер, иначе бы не тянулся.
— Благодарю, штурмманн!
Вроде бы угадал, если же нет, дежурный не подал и виду. Щелкнул каблуками и был таков.
После завтрака, перекурив и как следует осмотревшись, бывший унтер-офицер рассудил, что Бад-Тёльц самая настоящая дыра. За территорию не выйдешь, по двору вечно кто-нибудь марширует, полицейских и тех куда-то забрали. Библиотека есть, но уже неделю как закрыта. Идти некуда, поговорить не с кем.
Комната национал-социалистического воспитания названию вполне соответствовала. От «фюреров» рябило в глазах, целую стену занимали фотографии отличников учебы, в углу же располагалась выставка, посвященная близкой годовщине Пивного путча. Название, естественно, иное: «Революция 9 ноября».
Радиоприемник отсутствовал, но подшивки газет, берлинских и местных, обнаружились на столе в центре комнаты. К сожалению, старые, самая свежая недельной давности. Странное у них воспитание! Хотя… Может, это не случайно? Слишком уж неприятные новости для СС в последние дни. Вот и библиотеку закрыли.
Иоганн Фест поглядел на увешанную фотографиями и портретами стену. Пивной путч здесь, в Баварии, празднуют особо, все-таки цитадель национал-социализма. И Гиммлер родился где-то совсем рядом, пешком дойти можно. Все так, но в последнее время о горном крае рассказывают всякое. Неведомый гусь, определенно из птичника рейхсминистра пропаганды Рудольфа Гесса, прислал секретную инструкцию по борьбе с монархической пропагандой именно в Баварии. Рекомендовалось все отрицать и не вступать в обсуждение. Никакого короля Августа I не существует. И коронации не было, и присяги ему в Верхней Баварии. Монархистов же отправляют в кацеты не за то, что монархисты, а за бродяжничество и торговлю наркотиками. И вообще, все это ложь и еврейская пропаганда. Мальчик Нильс, читая инструкцию, искренне посмеялся. Еврейская пропаганда королевского дома Виттельсбахов. Еще бы написали, что Августа помазал на царствие мюнхенский раввин!
Газеты, бегло просмотрев, уложил на место, шагнул к выходу. И тут не повезло. Чем бы заняться?
— Вижу, вы все еще трезвый, доктор Фест!
Темный силуэт в дверях, словно Мефистофель-искуситель.
— Carpe diem [42], доктор, carpe diem!
Не Мефистофель, всего лишь штандартенфюрер Брандт.
* * *
— Не понимаю вас, доктор. В наряды не гоняют, на совещание не зовут. Я бы на вашем месте…
Пьян? Не без того, но больше играет. И радость какая-то ненастоящая, словно сахарин в чае.
— Как это у братьев-вагантов?
Без возлюбленной бутылки Тяжесть чувствую в затылке Без любезного винца Я тоскливей мертвеца.
Подошел ближе, блеснул стеклышками окуляров.
— У меня хорошие новости, доктор, очень и очень хорошие. Во-первых, рейхсфюрер полностью контролирует все силы и подразделения СС, связь полностью восстановлена, отовсюду к нам спешит помощь…
Прошелся по комнате, повернулся резко.
— Во-вторых, у нас теперь есть, чем ответить врагу. В Берлине мы просто не успели. И это не слова, скоро увидите своими глазами. И в третьих! Великий фюрер германской нации полностью нас поддерживает. Час назад его адъютант лично позвонил рейхсфюреру…
— Адъютант? — восхитился доктор Фест. — Хорошо еще не швейцар! Самому трубку трудно было снять?
Брандт отмахнулся.
— Не злобствуйте, доктор, не поможет. Есть, кстати, и в-четвертых, и в-пятых. Мы в Баварии, здесь даже камни нас поддерживают. Еще несколько дней и мы вернемся, мы отыщем всех предателей…
Доктор Иоганн Фест обошел штандартенфюрера по широкой дуге, чтобы не дышать перегаром. В дверях обернулся.
— Вспомнили латынь, доктор? Вот вам еще в копилку: in vino feritas! [43]
В коридоре пусто, дневальный скучает у входа. Кажется, дальше, за углом, есть лавка, можно сигаретами разжиться… Ускорил шаг, за угол повернул.
Ого! И здесь латынь, причем непростая.
Запах свежей краски, ровные четкие буквы: «Augustus rex plures non capit orbis» [44]. Коронационный девиз Виттельсбахов.
Мальчик Нильс монархистом не был и с королями порой расходился во мнениях, однако не в этом случае. Август, партизанский король, был ему по душе. Бывший унтер-офицер стал по стойке «смирно», прищелкнул каблуками:
— Vivat rex! [45]
Латынь так латынь!..
* * *
До ужина еще оставалось больше двух часов, когда по коридору загремели сапоги. Ближе, ближе, ближе… Распахнулись двери,
