есть!», взялся за пилу и ланцет.
Из четырех проведенных операций две закончились поражением. Сердца людей, не выдержав боли, остановились. Но двое других оказались невероятно живучими, словно кошки с их девятью жизнями. И теперь оставалось лишь молиться и ждать.
Попел не помнил, как он уснул. Вероятно, просто отключился, прислонившись плечом к стене. Очнулся он уже после обеда. Даже не поев, сразу отправился на обход больных, затем принялся делать перевязки, тщательно обнюхивая раны на предмет признаков гангрены. На удивление, все оказалось неплохо. И только завершив работу, он таки добрался до стола и с огромным аппетитом расправился с целым котелком густой мясной каши.
– Умаялся? – участливо спросил пришедший навестить его Панин.
– Trosku [64], – ответил ему Вацлав, пытаясь привстать.
– Да ты сиди, сиди, – удержал его полковник. – Слышал, всю ночь напролет трудился не покладая рук?
– Много раненых, – вздохнул чех.
– Буду государю доклад составлять, отпишу о твоем усердии и искусстве. Ну и от всего нашего воинства поклон земной.
– Благодарю, – отозвался польщенный Попел, после чего перешли к обсуждению обороны.
– Что там на стенах?
– Турки весь день собирают тела убитых и хоронят по своему обычаю. Вырыли большой ров и укладывают всех туда. Приходили к нам, предлагали деньги, чтобы мы позволили им отнести своих мертвецов. Но Родилов сказал, что казаки трупами не торгуют. Дескать, забирайте невозбранно, а мы вам вскорости еще накидаем. Только и успевайте ямы копать! Правда, все снаряжение и оружие наши успели прибрать еще с ночи. Теперь добычу дуванят. Тебе, к слову, тоже доля причитается. Все же дрался ты ловко!
В другое время известия о трофеях сильно заинтересовали бы Вацлава, но за прошедшие сутки он так умаялся, что практически не обратил внимания на нежданный прибыток.
– И что же будет дальше? – спросил он.
– Осада. У турок довольно тяжелых стенобитных пушек. Примутся ломать крепость, а как добьются своего, снова пойдут на приступ.
– Что же остается нам? Чем мы им ответим?
– Казаки роют подкопы, будут еще взрывать, делать вылазки и стойко драться на стенах. Такова любая осада, пан Вацлав.
– Да, понимаю. Значит, раненых с каждым днем будет все больше и больше.
– Это ты верно подметил, – кивнул Панин и, как будто вспомнив, протянул чеху его шлем. – Благодарствую, добрый шишак! А за мной останется должок.
Насчет трофеев полковник не обманул. Через несколько часов долю, причитавшуюся доктору, притащили двое охотников.
– Держи, господин лекарь, – заявил Ванька Кистень, протягивая сверток с нажитым непосильным трудом имуществом новому владельцу.
Среди принесенных вещей оказались турецкий пистоль доброй работы, разумеется, без пороховницы и пулелейки, а также кривая сабля, на этот раз с ножнами и наборным поясом. Судя по всему, все это было снято с какого-то зажиточного турка и завернуто в его же кафтан. В придачу шло несколько монет бог весть какого достоинства и странного вида ожерелье из сердолика с кисточкой на конце. Его он отчего-то сразу решил подарить Нахат, но в ответ наткнулся лишь на яростный взгляд зеленых глаз.
– Дурак ты, Попел! – прошипела ощетинившаяся как кошка девушка. – Это четки бекташей!
– И что? – не понял совершенно замотавшийся с ранеными лекарь.
– Они ими молитвы отсчитывают!
– Как католические монахи?
– Я не знаю, как это делают монахи, и не хочу знать! У нас с тобой, если не забыл, есть договор. Ты обещал мне помочь! Так что нечего дарить мне всякий вздор, а лучше подумай, как можно пробраться в бывший дворец паши!
– Раз обещал, значит, помогу! – не удержался от улыбки Вацлав, невольно залюбовавшийся своей собеседницей.
В последнее время Нахат было все труднее выдавать себя за мальчика. Формы ее округлились, отрезанные волосы отросли и то и дело выбивались из-под шапки, а некогда писклявый голосок стал звонким, словно серебряный колокольчик, так что его хотелось слушать и слушать. И уж конечно заподозрили неладное казаки с охотниками, но пока что помалкивали.
В принципе никакой особой надобности в этом маскараде давно не было. В Азове имелось немало женщин и без юной черкешенки. Многие жены и дочери казаков перебрались вслед за мужьями и отцами в захваченную у турок цитадель и делили тяготы осады наравне с мужчинами, а бывало и сами брали в руки оружие.
Хоть и говорили, что казаку жена – помеха, но жизнь есть жизнь. Донцы тоже женились, кто на своих, а кто и на захваченных в походах ясырках. Заводили детей, хозяйство. Потом налетали татары или еще кто, и боевые подруги становились рядом с мужьями и подавали им заряженные ружья, а иной раз и сами сражались не хуже иных и прочих.
Единственным отличием было то, что венчали их не попы, а казачий круг, и он же следил за святостью брака. Загулявшей казачке или соблазнившему чужую жену казаку была одна дорога – в куль и в воду!
Сераскир похода Ибрагим-паша находился в трудном положении. Назначая его, султан Осман приказал своему верному слуге как можно скорее покончить с наглыми гяурами, дерзнувшими бросить вызов великому падишаху, и возвращаться назад, чтобы присоединиться к победоносной армии повелителя в походе на Польшу.
Надо сказать, что паша, как и большинство его воинов, предпочел бы сейчас воевать с богатой и многолюдной Речью Посполитой. Там, в отличие от этой мелкой крепостцы в забытом Аллахом углу Вселенной, имелось чем поживиться и что привезти домой. Так что быстрый разгром взбунтовавшихся русских рабов был и в его интересах, а потому следовало поторапливаться. И раз уж не удался первый приступ, ко второму следовало подготовиться получше.
На следующий день после неудачного штурма турки принялись возводить напротив Топракова городка большую насыпь, согнав на земляные работы огромное количество людей. Вал этот вырос за несколько дней выше городских стен Азова. И туда, выставив вокруг войска, стали затаскивать пушки, завозить огромные бочки с порохом. Над крепостью нависла огромная опасность. Стало ясно, что скоро тяжелая артиллерия начнет безжалостный и прицельный обстрел стен и башен крепости, а заодно и разнесет в щепы все постройки внутри. Так что обороняющимся негде будет и укрыться.
Впрочем, ответ казаков не заставил себя ждать. Полюбовавшись некоторое время на османские приготовления, Безе ненадолго задумался, после чего спустился в подвал башни и приказал:
– Копать здесь!
– Зачем? – не понял Родилов.
– Копать здесь, – решительно повторил маленький француз. – Проведем галерею под турецкую насыпь, и будет, как это…
– Контрмина, – подсказал присутствующий здесь же Панин.
– О да! Так. Контрмина!
– Порохового зелья много потребуется? – задумался атаман.
– Много, – кивнул Безе.
– Не обмишулиться бы. Припасов мало осталось, а без него не повоюешь.
– Я есть инженер! – возмутился провансалец. – Я буду делать расчет! Я все проверить! Я никогда не обмишулиться!
– Ну гляди! – недобро усмехнулся Родилов. – Коли и впрямь все сделаешь, как говоришь, наградим по-царски, а может, и побогаче. А если нет, так не взыщи!
– Я не сомневаюсь в своем искусстве! – гордо отозвался потомок галлов и вышел прочь, гордо подняв голову.
– А вдруг ошибется? – с тревогой спросил атамана Федор. – Что тогда?
– Хоть так, хоть эдак на вылазку идти, – задумчиво пояснил тот, – иначе супротив пушек не выстоять. Ну а
