ежели эту гору рукотворную подорвем, все веселее будет!
Работы и с одной, и с другой стороны шли днем и ночью, что в конечном счете сыграло злую шутку с османами. Делай они перерывы, возможно, шум, производимый казаками, и донесся бы до турецких мастеров. Но поскольку им было не до того, русские землекопы сумели выкопать узкий лаз почти одновременно с окончанием приготовлений врага.
– Довольно, – заявил Безе, покончив с обмерами и расчетами. – Теперь нужно сделать небольшую камеру и заполнить ее порохом.
– Поспешай, немчин, – поторапливал его Родилов. – Басурмане вот-вот стены ломать начнут!
– Я скажу, когда все будет готово к подрыву, – сухо перебил его инженер.
Наконец турки доложили своему командованию, что готовы начать. Сераскир поначалу тоже хотел расположиться на насыпи, чтобы наблюдать, как рухнут стены проклятого Азака [65], но потом решил, что грохот пушек и клубы дыма помешают ему в полной мере насладиться зрелищем, и приказал устроить себе навес чуть в стороне от позиций артиллерии.
– Мы готовы, господин, – низко склонился перед ним командовавший топчи Якуб-ага.
– Начинайте, – милостиво кивнул ему Ибрагим-паша.
Стоявший поодаль янычар махнул пестрым значком на пике, подавая сигнал артиллеристам, и почти сразу же выстрелила одна из больших пушек, за нею принялись палить остальные. Позиции османских батарей затянуло густым дымом, а в стены цитадели полетели, вращаясь в воздухе, тяжелые ядра. Как гигантские молоты, били они в кладку старинных стен, заставляя их содрогаться от ударов. Каждое ядро, прежде чем разбиться само, оставляло в стене изрядную выбоину, и казалось, еще немного и укрепления Азова рухнут, как некогда это случилось с Иерихоном, не выдержавшим звука труб Господних.
Наконец, после особенно удачного попадания по стене поползла трещина. Турецкий главнокомандующий и его приближенные даже затаили дыхание, ожидая, что воля Аллаха и всемогущего падишаха свершатся на их глазах, но цитадель устояла.
– Это ничего, – поспешил успокоить сераскира Якуб-ага, – еще несколько попаданий, и мы добьемся своего!
– Поторопитесь! – грозно нахмурил брови паша, намереваясь отдать команду янычарам готовиться к штурму.
Но в этот момент земля под его ногами покачнулась, и турецкий военачальник непременно свалился бы со своего кресла, если бы не подскочившие слуги, ухитрившиеся подхватить его под руки.
– Ай Аллах!.. – жалобно простонал командир топчи, наблюдая, как рушатся позиции его подчиненных.
Инженер Безе вновь подтвердил свою высокую репутацию. Справедливо рассудив, что для полного уничтожения турецкой насыпи огненного зелья у него недостаточно, он сумел найти слабое место во вражеском сооружении и рассчитать необходимый заряд. Получившийся в результате подрыва камуфлет [66] не смог разрушить насыпь, но сдвинул ее таким образом, что османские пушки вместе с расчетами и припасами рухнули вниз и покатились прямо к укреплениям гяуров.
Но на этом беды Ибрагима-паши не закончились, поскольку ворота проклятого Азака широко распахнулись и из них выплеснулась наружу ревущая от ярости волна казаков, которые набросились на ошеломленных и деморализованных турок.
Размахивая саблями, бердышами и копьями, они в мгновение ока преодолели разделявшее их с османами расстояние и накинулись на них, как коршун налетает на курицу. Та, конечно, может кричать и пытаться клюнуть своего убийцу, но разве это сможет остановить его? Быстро смяв и изрубив передовые отряды янычар, русские бросились дальше, и скоро бой закипел совсем рядом с навесом незадачливого турецкого военачальника.
– Спасайтесь, паша! – крикнул Якуб-ага, обнажая саблю. – Мы их задержим!
Но Ибрагим уже и сам понял, что дело пахнет жареным, и в окружении телохранителей поспешил укрыться в лагере своего войска. Немного подумав, командир топчи последовал за ним, здраво рассудив, что сегодня он проявил достаточно геройства.
Перед очередным вражеским приступом в лазарете наступило затишье. Все, кому можно было помочь, уже получили необходимое лечение, остальные один за другим отдавали Господу свои грешные души, едва успев причаститься у отца Варфоломея. Наконец священник отложил в сторону святые дары и опоясался саблей.
– Будет воля твоя, – скорбно посмотрел он на икону Спаса Нерукотворного, – отпою всех сложивших за тебя голову по христианскому обычаю. Нынче же мое место там!
Надев прямо поверх подрясника изрядно побитую вражескими клинками и временем кольчугу и заткнув за пояс пистоль, поп еще раз перекрестился и решительно пошагал к стенам.
Первым побуждением наблюдавшего за этим Попела было сделать то же самое, но, во-первых, раненым в любую минуту могла понадобиться его помощь, а во-вторых, путь ему преградила Нахат.
– Ты не забыл, что у нас есть дело? – прожигая его взглядом, спросила девушка.
– Но на кого я оставлю раненых? – растерянно развел руками Вацлав.
– Сейчас все на стенах. Во дворце паши никого нет!
– Я не знаю…
– Тьфу на тебя! – вышла из себя Нахат. – Ты не мужчина, если не можешь держать слово! Я пойду одна, но тогда забудь, что знаешь меня!
Закончив свою пылкую речь, она развернулась и решительно выбежала прочь со двора, оставив Попела в полном замешательстве. Не зная, что делать, то ли бежать вслед за ней, то ли вернуться к раненым, он обернулся и увидел одну из своих добровольных помощниц – рослую и красивую казачку Настасью.
– Что встал как вкопанный, дурень? – усмехнулась женщина. – Уж не знаю, куда она тебя звала, а только если теперь же не побежишь, так потеряешь!
– Вы разве знаете, что она девушка? – растерялся Вацлав.
– А что, у меня глаз нет? – удивилась та и, видя, что он никак не может решиться, рассердилась. – Вот же выпучил глаза, истукан проклятущий. Беги, говорю, покуда не упустил!
Оставив лазарет, Нахат направилась прямиком к бывшему дворцу, занятому теперь войсковым атаманом и его ближайшими соратниками. По ее расчетам, в этот решительный момент никто из них не останется дома, а значит, проникнуть туда не составит большого труда. Конечно, ей было обидно и горько, что единственный человек, которому она решилась довериться, оставил ее в тяжкую минуту одну, но, может, это и к лучшему. Зачем ей вообще интересоваться мужчинами, пока она не отомстила? А он вовсе не такой красивый и добрый, как ей казалось раньше. И уж конечно он не храбрец, а потому…
Что «потому», додумать она не успела. Если все казаки и впрямь как один отправились на стены, то среди охотников имелись люди разного сорта. Один из них, по прозванию Осип Кривой, прятался в каком-то полуразрушенном татарском доме, здраво рассудив, что турецкие пули летят слишком часто, а потому могут ненароком и его зацепить. И вообще, он задаром свою голову терять не нанимался!
Увидев крадущуюся вдоль стен Нахат, бывший разбойник насторожился. О том, что в мужской одежде прячется девка, он, как и многие его сотоварищи, догадался давно и был не прочь познакомиться с ней поближе. Но та, мало того что скрывала свой пол, находилась еще под покровительством колдуна-иноземца и самого полковника Панина, чтоб ему ни дна ни покрышки, проклятому! Только вот сейчас ни того ни другого поблизости нет, а она рядом.
Как ни сторожилась юная черкешенка, а уберечься не получилось. Чья-то
