– к зданию инженерного института, в подвале которого располагалась нейроэнергетическая лаборатория.
- Значит, вы можете повторить ваш эксперимент Евгений Евгеньевич?
- Как вам сказать, Яков…
Гоппиус, как всегда в минуты затруднений, извлёк из кармана клетчатый платок и принялся протирать стёкла очков.
- Первоначальные настройки я восстановил, аппаратура в порядке, тут я уверен. Проблема, как я вам уже говорил, в объекте опыта. Может, вы побеседуете с этим молодым человеком, когда снова навестите коммуну? Мне кажется, он склонен к вам прислушиваться…
Яша неопределённо пожал плечами – мол, там видно будет. Он помнил, конечно, о сомнениях Давыдова и прекрасно его понимал: кому охота сменить юное, полное энергии и здоровья тело на изрядно потрёпанную жизнью оболочку, пусть и бывшую свою? К тому же, если есть реальный шанс протянуть в ней считанные минуты. Нет, решиться на такое можно только в самом крайнем случае, когда припрёт по-настоящему.
Но Гоппиусу об этом знать, разумеется, ни к чему.
- То есть, сейчас, в данный момент аппаратура готова к опыту?
- Совершенно готова. Я даже собирался предложить одному из моих помощников заменить подопытного. Конечно, возраст не слишком подходящий, но всё же, человек молодой… Может, удастся зафиксировать хотя бы слабые результаты?
- Молодой, говорите? И сколько же ему лет?
- Двадцать семь. Есть ещё один лаборант, ему только двадцать три года. Но он, к великому сожалению, нездоров, сильная простуда.
Двадцать семь, значит… Сам Яша старше лаборанта всего на два года – двадцать девять исполнилось ему этой весной.
- И вы в состоянии провести опыт в одиночку, без помощи ассистента… то есть лаборанта?
- В этом нет ничего сложного. Аппаратура готова, параметры питания выставлены, настройки проверены трижды. Осталось только поместить подопытного в кресло и повернуть рубильник.
- Любопытно, любопытно! - Яша обошёл вокруг массивного дубового сооружения, на спинке которого поблёскивал полированным металлом круглая, утыканная проводами шапочка. – И вот эту штуку, значит, надо надевать на голову?
Дверь лаборатории с треском распахнулась и на пороге возник лаборант – тот самый, двадцатисемилетний.
- Евгений Евгеньевич, сюда идут! Трое, в гэпэушной форме…
Он перевёл испуганный взгляд на Яшу.
- Я слышал, как они спрашивали у милиционера на посту про вас, товарищ. Пока они предъявляют свои бумаги, но с минуты на мину…
Дожидаться окончания фразы Яша не стал. Ударом рукоятки «кольта» он отправил несостоявшегося подопытного в кратковременный нокаут, пинком закрыл дверь и задвинул засов.
…Вот оно! Сейчас высадят дверь, предъявят мандат, выкрутят руки – и нет никакого выхода из этой крысиной норы, в которую он сам загнал себя! Разве что…
- Яков Григорьевич, что это значит?
В глазах Гоппиуса – недоумение пополам со страхом.
- Откройте дверь! Я немедленно звоню товарищу Бокию!
…в самом крайнем случае, значит? Вот, кажется, и припёрло…
- Заткнитесь, Гоппиус! – он сел в кресло и, помедлив всего секунду, решительно напялил на голову блестящую полусферу. – Давайте, подключайте, что там у вас положено! И учтите, если они ворвутся – первая пуля ваша. Мне терять нечего.
На лестнице застучали сапоги «коллег». Или это только кажется? И что он там возится, говорил же – всё подготовлено заранее! Или, врал?
…все, все врут! Врут и предают…
- Готово! – Гоппиус отошёл от стола, на котором рассыпала бледные электрические искры какая-то проволочная спираль. – Но должен вас предупредить, что это чрезвычайный риск. И потом – чего вы добьётесь? Даже если опыт пройдёт успешно, вас всё равно арестуют!
Ствол кольта дёрнулся к учёному.
– Сказал же – заткнись! На счёт три включай свою шарманку. Всё понял?
Гоппиус кивнул и стал засовывать в нагрудный карман платок, который он, оказывается, всё это время держал в руке. Яша заметил, как крупно дрожат его тонкие, бледные пальцы, все в пятнах лиловых чернила.
…Жить хочу! Как угодно, хоть кошкой, но жить!..
- Стоп! Карандаш есть? И бумага?
Шорох, треск рвущейся бумаги.
- Пожалуйста. Но…
Цифры и латинские буквы – в три столбца. Тот, кому адресовано, всё поймёт. Если получит, разумеется.
- Держите! Передать надо… вот!
Одна-единственная фамилия на оторванной половинке странички. Заведующий лабораторией не тот человек, на которого можно положиться, но – вариантов нет.
- Передадите, если со мной что-нибудь случится. И не советую проявлять инициативу – не поверят, вас же и обвинят. Это ясно?
- Да, но я…
- Головка от… рот закрой, кому сказано!
… теперь бумажку в рот, сжевать, проглотить. Кажется, всё?..
- Готово? Тогда - раз… два… три!
Гоппиус, закусив губу и сморщившись, словно от натуги, дёргает вниз эбонитовую рукоятку рубильника.
Треск электрических разрядов, лиловая вспышка, стеклянное крошево сыплется с потолка, из сетчатых абажуров электрических лампочек. Острый запах озона пополам с вонью сгоревшей проводки.
Темнота.
- А-а-а! Дяденьки! За что меня?.. Отпустите!..
Старший опергруппы – крупный, мордатый, в фуражке с синим околышем, синих же диагоналевых галифе и щегольской (столица всё же!) горчичного цвета гимнастёрке, с тремя «кубарями» на петлицах и знаком «10 лет ОГПУ» на клапане нагрудного кармана – рассматривал задержанного, не скрывая недоумения. Когда на инструктаже предупредили, что «объект» умеет уходить от слежки, вооружён и, возможно, окажет сопротивление, он приготовился к возможным трудностям, взят с собой троих лучших оперативников – и в результате они сейчас выковыривают из странного вида деревянного кресла вопящего, обливающегося слезами типа, на заграничных брюках которого расплывается тёмное, воняющее аммиаком пятно. И голос – никак не подходящий опасному врагу, прошедшему, огонь и воду. Почти детский, тонкий, писклявый, захлёбывающийся паническим воем
- Пустите меня, пожалуйста, дяденьки! Я Лёха, Алёша Давыдов, я ничего не сделал! А-а-а!..
Сотрудник хмуро посмотрел на человека в лабораторном халате.
- Кто такой этот Алексей Давыдов, вы не в курсе?
Как зовут «объект, он знал и сам.
- Был у нас такой подопытный, подросток пятнадцати лет.
- Они были знакомы?
Спина мгновенно покрылась ледяным потом.
- Вряд ли, откуда? Этот… э-э-э… гражданин имел допуск к нашим работам, мог случайно услышать. И вот теперь, в помрачённом состоянии рассудка имя всплыло. С тем же успехом он мог назваться Ванькой-Рутютю.
ГПУшник на шутку не отреагировал – он явно не бывал в Одессе и не был знаком с главным героем тамошних подмостков.
- Помрачённое состояние, говорите? Так он, значит, спятил?
…пронесло, поверил! Но ведь чуть не проговорился…
Гоппиус пожал плечами, стараясь
