заставив подняться:
— Мы не в ментовке, так что, извини, могу вспылить — взыскания мне здесь никто не объявит. Рассказывай и не выделывайся.
— У тебя была собака? — откашлявшись, неожиданно спросил задержанный.
— Чего? — я даже замер, раздумывая, то ли он издевается, то ли всерьез спрашивает. — Нет. Но здесь я задаю вопросы. Ты забыл?
— Вот я и говорю, что тебе не понять.
— А ты попробуй, растолкуй. Времени у нас много. Переть и переть.
— Когда мне было двенадцать, родители подарили мне щенка, — голос Петренко стал глухим и тихим, приходилось прислушиваться, чтобы разобрать бормотание. — Он спал в моей кровати. Провожал в школу. Встречал.
Я не выдержал и громко фыркнул.
— Очень трогательно, но при чем здесь убийства?
— Не перебивай, прошу… — маньяк вдруг проговорил это с некоторой горечью. — А потом собаку убили.
Я про себя хмыкнул. Света говорила о травмах детства, после которых человек с катушек съезжает. Но не смерть же щенка, в самом деле, заставила этого ублюдка убивать?
— Не просто убили, — продолжал Петренко. — Повесили у меня на глазах. На дереве. И заставили меня смотреть. Я хотел ему помочь, но меня избили и заставили лежать не шевелясь. Будто по стойке смирно. Я лежал и смотрел, как щенок дергается на верёвочке. На кривой березе с обожжённой макушкой.
По спине пробежали мурашки. Я ясно представил себе эту картину.
— Дай угадаю, — вставил я слово. — А повесила собаку троица хулиганов из твоей школы?
— Тетеркин, Кочкин и Ложкин, — скрежетнул зубами собеседник, произнеся эти три фамилии, как единую фразу. — Они учились на два класса меня старше.
Блин… Получается, что мы почти вычисли Холодильщика. Света четко определила мотив. Месть родом из детства. Только мстителя мы искали из числа одноклассников. Или из параллели. А тут оказался младшеклассник.
— Почему ты не отомстил обидчикам напрямую? — спросил я. — Зачем было убивать их детей, да еще и таким изощренным способом?
— Смерть — это избавление от страданий, — даже со спины и в темноте мне казалось, что я вижу, как Петренко скалится. — Я же хотел их заставить мучиться. Как они меня. Всю жизнь.
— Твою мать! Ты — взрослый мужик! Что за бред ты несешь? Детство, собака!
— Я же говорил, что тебе не понять…
— Ладно, хрен с ним. Скажи-ка, Сергей Петренко — это твое настоящее имя? Я же все равно узнаю.
— Настоящее… А зачем мне было врать при встрече с тобой? Проще притвориться лопухом и сказать правду. Я привел тебя к продажному менту. Правда, не знаю, каким боком он оказался после этого с тобой в одной связке. Вам, видимо, всё равно с кем бок о бок работать.
— Понятно… Ты рассчитывал, что я переключусь на оборотня и забуду про тебя. А ты смоешься. Так и вышло. Только ты не рассчитал, что я буду искать черного копателя по фамилии Петренко.
— Почему же не рассчитал? Шубин прекрасно меня знал. Если надо, ты бы выбил из него мои данные. А так я под своей фамилией был. Никаких лишних подозрений, а за нелегальный ствол много не дадут. И не так уж там страшно, по ту сторону колючки.
— Так ты и отсидеть успел? — удивился я.
— Было дело…
— С Сапожниковым там познакомился?
— Слишком много вопросов задаешь, начальник, голова трещит. Дай передых.
— Обойдешься, — огрызнулся я. — Ответь на последний пока вопрос. Почему именно холодильник? Что за выдумки такие?
— Я ведь уже говорил. Когда убили собаку, мне было двенадцать лет, — загадочно проговорил Петренко. — Почти тринадцать…
— И что? — воскликнул я, теряя терпение, а у самого в мозгу что-то щелкнуло и осенило.
Бл*ха! Как я сразу не догадался?! Травмирующий фактор у маньяка приключился именно в этом возрасте. И он дожидался, когда детям обидчиков исполнялось 12-13 лет. А потом выложил их в одно время в лес по стойке смирно. Как еще можно было приравнять всех детей к этому возрасту? Ведь у школьных хулиганов они родились в разное время.
Он нашел способ всех уравнять. Заморозить и посмертно, навсегда оставить в этом возрасте. В результате мальчики абсолютно разных возрастов были найдены мертвыми практически в одно и то же время и в одном и том же возрасте.
Я шумно выдохнул. Вот сука! До такого бы даже извращенный мозг Ганнибала Лектора не додумался бы.
Мне снова захотелось двинуть по почкам убийце, но тот и так еле перебирал ноги. Руки скованы. На морде присохла кровь. Он жалок и побежден.
Вместо этого я снова стал задавать вопросы. Уж очень хотелось разложить все по полочкам в голове. Такого запутанного дела не было у меня ни в этой, ни в прошлой жизни.
— Как ты узнал, что мы будем подозревать Коровина? — спросил я. — Ты ведь убил его не просто так, перед этим инсценировал его бегство от правосудия, и подбросил ему в общагу улики.
— Куртку и ботинки, — хмыкнул Холодильщик. — Это было несложно… Когда я оставил последнего мальчика в лесу, знал, что вы поймете связь между жертвами и станете отрабатывать врагов этой троицы. Только троица была дружна лишь в школе. Кочкина-старшего уже даже в живых нет. Не смотри так, не я его убил. Значит, будете искать врагов из детства. Отрабатывать, как это у вас говорится, возможные мотивы. Фраз таких придумали, чтобы подальше от людей держаться. А история-то проста, — пыхтел лже-копатель. — Коровин учился с ними. Я его помню. Жуткий неудачник, на скрипочке играл и получал всегда от одноклассников. Он и вырос нелюдимым и замкнутым. Видно, не одного меня эта троица покалечила.
— Выходит, он страдал, как и ты. Но ты и его убил.
Но Петренко меня будто бы не слышал. Вернее, просто берег силы, а то отмахнулся бы от меня, как от комара, и продолжил говорить. Может быть, ему просто так проще было идти через лес и тьму? Или все в его жизни уже давно было тьмой…
— Найти его было несложно. Город небольшой. Посидели, вспомнили былое, школу. Накопилось у него за всю жизнь, а поделиться не с кем. Я стал ему кем-то вроде друга. Как он меня задолбал своими соплями! Чертов нытик. Я его придушил уже возле метеостанции. Тело
