Выпуск модернизированных «КВ» с экранированными дополнительной броней бортами и башней также продолжался, но уже с новой пушкой «ЗиС-5» длиной ствола в сорок один с половиной калибр, в прошлый раз установленной на этих машинах только к сорок второму, — Сталин пытался несколько форсировать события.
Ранние серийные танки с короткоствольной «Л-11» из частей, конечно, не отзывали, да это и не имело особого смысла. Выдержать первый удар Панцерваффе они могли и так, вопросом было лишь умение грамотно ими маневрировать.
С середины августа и без того серьезно охраняемая территория Севастопольской военно-морской базы превратилась, по сути, в полностью закрытый объект специального назначения, курируемый отчего-то отнюдь не наркоматом ВМФ, а НКВД.
Поначалу нарком Николай Герасимович Кузнецов решил было, что возвращаются те страшные времена когда краснознаменным флотом командовали комиссар Смирнов и чекист Фриновский, но, выяснив, в чем дело, понял, что, к счастью, ошибся. Бывшие народные комиссары, ныне благополучно расстрелянные (чему Кузнецов был искренне рад: уж больно страшный след они оставили после себя в истории военного флота. Кого сумел, он в те жуткие годы отстоял, но многие толковые краснофлотцы навечно пропали в лагерях), тут были ни при чем. Да и нынешний наркомвнудел, если разобраться, тоже. Истинная причина происходящего уже несколько дней стояла в сухом доке СМЗ имени Орджоникидзе — сильно изуродованный в носовой и кормовой части, со следами пожара и подъемных работ американский эсминец «Макфол», недавно поднятый ЭПРОНом из-под воды с траверза одной из одесских береговых батарей.
Несмотря на спокойное море и небольшое расстояние, переход до Севастополя занял много времени, поскольку корабль буксировали в полузатопленном состоянии на кессонах, да и развороченные нос и корма скорости отнюдь не прибавляли. После долгого маневрирования в сопровождении местных портовых буксиров корабль прошел мимо бакенов Госпитальной стенки и вошел в Южную бухту, вскоре заняв место в доке, где его изучением занялась специальная комиссия из местных специалистов-судостроителей и морских инженеров, представителей военно-морского ведомства и, естественно, чекистов.
Поскольку после меткой стрельбы 412-й батареи и последующего пожара и взрыва ракетных ячеек о восстановлении корабля речь уже не шла, было принято решение об его полном демонтаже. Комиссия и специалисты по демонтажу несчастного эсминца работали без особой спешки — Сталин решил, что время для внедрения на современном флоте большинства технических решений конца двадцатого столетия ещё не пришло.
Исключение составили разве что скорострельная артиллерийская система «Магк-45» (Вождя откровенно поразила цифра в 20 выстрелов в минуту), шестиствольные двадцатимиллиметровые «Вулканы», срочным порядком отправленные в лаборатории ГАУ на предмет решения вопроса о разработке аналога для средств ПВО сухопутных сил и ВМФ и, конечно же, тегкие торпеды «Мк-46», оснащенные активно-пассивной гидроакустической системой наведения. Относительно несложная электроника начала шестидесятых вполне позволяла создать подобную торпеду в самом ближайшем будущем, что оказалось бы крайне неприятным сюрпризом, если вовсе не смертным приговором для подводников адмирала Деница. Из крылатых ракет после пожара и взрыва уцелело лишь два «Томагавка», также отправленных в спецлаборатории главного артуправления.
Двухвальная энергетическая установка «Макфола», состоящая из четырех газотурбинных двигателей General Electric, флотских спецов тоже весьма заинтересовала, хоть к осени на стол Сталина и лег доклад о невозможности ее воспроизведения на существующих технических мощностях.
Подобная резолюция ждала и весьма многочисленную электронную начинку корабля — компоненты боевой системы «Иджис», бортовые РЛС, подсистемы управления огнем и наведения, спутниковые системы связи, навигационное и радиоэлектронное оборудование, демонтируемую при помощи членов бывшего экипажа. Во-первых, высокоточные приборы здорово подпортила соленая морская вода и неизбежно возникшие при затоплении корабля короткие замыкания, во-вторых, воссоздать что-либо им подобное в ближайшие два-три десятилетия не было ни малейших шансов.
По большому счету, высокотехнологичное орудие уничтожения противников истинной демократии из далекого будущего, каковым и являлся эскадренный миноносец УРО «Макфол», оказалось для СССР образца сорокового года классической «вундервафлей»,[5] не имеющей особого смысла в данной исторической реальности. И Сталин это, похоже, прекрасно понимал. Как хорошо понимал и разобравшийся, что к чему, будущий герой Советского Союза адмирал Николай Герасимович Кузнецов, в июне 1941 года — ТОГО сорок первого года! — решившийся, по примеру генерал-майора Захарова, игнорировать приказ не поддаваться на провокации и за день до немецкого нападения приведший флот в полную боевую готовность.
В тот раз это позволило ВМФ не потерять в первые дни войны ни одного корабля, подводной лодки и самолета морской авиации и ответить противнику организованным сопротивлением.
Повторится ли подобное и сейчас, не знал никто, поскольку до роковой даты оставалось ещё более десяти месяцев.
Вестибюль Военно-технической академии РККА подавлял своей монументальностью и неброской роскошью, оставшейся еще с тех прежних времен, когда она была Михайловской академией, образованной на основе офицерского артиллерийского училища в 1855 году.
И два красноармейца в повседневной полевой форме с тощими вещмешками смотрелись в этом потихоньку увядающем старорежимном великолепии несколько чужеродно. Немудрено, что молодые ребята, едва обменявшись случайными взглядами, потянулись друг к другу.
Наконец один из них, невысокий паренек с пышной шевелюрой, не выдержал:
— Тебя тоже выдернули незнамо куда и ничего не сказав?
Второй чуть помедлил, затем пожал плечами:
— Ну да, вроде того. А что?
— А то, что тогда давай знакомиться. Миша. Калашников. — Парень протянул раскрытую ладонь.
— Женя. Драгунов. — Широко улыбнувшись, протянул руку второй.
Представитель ГАУ пнул запыленным сапогом увесистый хвостовик разорвавшегося реактивного снаряда. Обломок тонкостенной трубы с разлохмаченными взрывом краями и покореженными остатками хвостового оперения соскользнул во внушительную воронку с иссушенными тротиловым жаром стенками. Неподалеку лежал совершенно развороченный корпус «БТ» без башни: прямое попадание. Чуть поодаль — еще один, внешне не поврежденный, но со множеством разнокалиберных пробоин: тринадцатимиллиметровая броня не смогла противостоять разлетающимся осколкам 132-мм снаряда «М-13».
