Впрочем, для Тобчи нашлись дела и в отсутствие Субурхана. Сидя на месте, еще до зимы, он должен был провести несколько местных операций: привести к покорности племена недалеких венгров, что так неосторожно напали на Буратая, еще разок прошерстить Кавказ, приволжские степи и очистить от остатков половцев степи ближайшие, чтобы обеспечить мир на западной границе монгольского улуса.
Услышав последние новости, Григорий забеспокоился, продумав, – «Ну, а со мной-то, что теперь будет?». Но его судьба была уже решена. Субурхан позвал его к себе только для того, чтобы сообщить о ней.
– Собирайся, Кара-чулмус, – коротко приказал великий монгол, – поедешь со мной в орду.
Забубенный сел там, где стоял. «Ему надо ехать в орду? В это отдаленное логово монгольского народа-армии. Но, зачем? Там что, своих механиков не хватает? Чжурчжени ведь оттуда гораздо ближе, чем русичи. Или Субурхан решил похвастаться перед Чингисханом, что пленил бестелесного духа и заставил его работать на благо монголов?». Но Субурхан ничего не объяснил. Видно, были у него свои соображения, зачем-то механик ему мог понадобиться в орде, но зачем именно, он предпочел не рассказывать. А Григорий хоть и переживал о своем будущем, не стал доставать вопросами скорого на расправу военачальника.
Последующие месяцы жизни показались ему просто бесконечными. К сожалению, в те времена еще нельзя было купить билет на поезд и проспать весь путь пьяным, изредка выходя на перрон поглазеть на солнышко с удивлением отмечая, что, пока ты спал, лесной пейзаж средней полосы изменился за окном на бесконечную монгольскую степь. Ехать пришлось на лошадях. А, Забубенный, хоть и научился слегка сидеть на лошади, но был готов скакать только день-другой. А ехать оказалось очень далеко.
Когда отряд Субурхана, состоявший из трех тысяч человек, прибыл, наконец, в ставку, позади остались тысячи километров, десятки крупных рек, несколько климатических поясов, два моря и одни высокие горы. Сколько было холмов и степей, Григорий уже не считал. Добрый десяток воинов погиб от болезней, пятьдесят лошадей пали в дороге и пошли на корм воинам. И Григорий, преодолевая природную брезгливость, тоже ел конину. К счастью этим и ограничились потери отряда. Субурхан, как опытный командир, провел свое небольшое войско, минуя очаги сопротивления со стороны покоренных народов, которые то тут, то там, периодически вспыхивали в тылу огромного монгольского улуса.
Переправа через Волгу тоже обошлась без кровопролитий, хотя неподалеку располагался Волжский Булгар, – осколок царства иудейской Хазарии, – где теперь правили мусульмане, не любившие монгольских язычников. В довершение всего, в самом конце пути их настигла зима. Кони увязали по колено в снегу, но шли вперед, и донесли своих седоков до главного зимнего кочевья монголов, за что Забубенный был им очень признателен. В пути Забубенному дали теплый халат, который ему напомнил халат басмача, и он не замерз. Хотя духи и так не мерзнут.
Во время долгого пути Забубенный очень рассчитывал на рации, одна из которых постоянно находилась в кармане халата у Субурхана, а другая у механика. Боялся потеряться. Но, рации хоть и были экономичными, и до сих пор работали исправно, обеспечивая надежную связь где-то в радиусе трех-пяти километров, неожиданно скончались в самом начале похода. Все когда-нибудь кончается. Сели аккумуляторы и у портативных переговорных устройств марки «Кенвуд». Когда это случилось, монгольский военачальник по достоинству оценивший изобретение неизвестного механика, огорчился, ибо пользовался им охотно. Он пару раз безрезультатно нажал на кнопку «вкл», а когда Забубенный с аналогичным результатом проделал тоже самое со своей и объяснил Субурхану в чем дело, монгол, не раздумывая, выкинул рацию. Умерла, так умерла. Григорий последовал его примеру, расставшись с последней игрушкой из своей прошлой жизни.
Вскоре по прибытию выяснилось, куда так стремился монгольский военачальник со своим отрядом, минуя реки, пустыни и даже снежные заносы, чтобы приехать вовремя. Попробовал бы не приехать. Субурхан прибыл на праздник, – вся степь отмечала день рожденья Чингисхана. Старику со дня на день должно было стукнуть шестьдесят лет. Пора на пенсию. Но он был по-прежнему молод душой, был грозен для своих врагов и хорошо держал в руке копье. Как с трудом высчитал любитель истории Забубенный, – шестьдесят первый годок стукнет Чингисхану аккурат в одна тысяча двести двадцать третьем году от Рождества Христова. То есть в следующем.
А сейчас, в честь праздника предполагались: пир юбиляра с верховными военачальниками, – закрытое мероприятие, – массовые гуляния нукеров, стрельба из лука по движущимся мишеням, казни предателей, танцы у костра и прочие развлечения, способные потешить душу жителей передвижной столицы монгольского улуса. Во всяком случае, так Забубенному рассказывали простые воины, рядом с которыми его определили на постой. Хотя это было до тех пор, пока они не узнали, что так запросто беседуют с самим Кара-чулмусом. А после того как узнали, его юрту снова стали обходить стороной. К счастью в орде Григория поселили в одиночной юрте на окраине, как и полагается бестелесному духу, которого Чингисхан лично не приглашал. Так что ничего особенного в его положении по сравнению с половецкой степной жизнью не изменилось.
Гуляния должны были продлиться целый месяц на нескольких площадках, приспособленных для стрельбы и скачек даже зимой. На массовые гуляния Забубенный не попадал как представитель потустороннего мира, по официальной легенде его лошади боялись, хотя свидетелей обратного из отряда Субурхана набралось бы не мало. На секретные переговоры командования в штабную юрту его тоже не приглашали, хотя Григорий много бы дал, чтобы хоть одним глазком посмотреть на самого Чингисхана, из-за которого, собственно, и заварилась вся эта историческая каша с половцами. Сам же старик Чингисхан не проявил желания взглянуть на механика из далеких земель, чем его страшно обидел. Столы же с угощениями для народа разных категорий значимости были расставлены по отдельным большим юртам.
За это время Забубенный, размышляя о том, за каким чертом его приволокли в орду, видел Субурхана, поглощенного своими тайными переговорами, только один раз. Тот велел своим нукерам отвести механика в одинокую юрту на другой окраине к столу каких-то ребят странного вида, еще более узкоглазых, чем сами монголы. И обсудить с ними проблемы постройки осадных башен нового типа. А сам снова исчез в неизвестном направлении с личной охраной из двадцати нукеров. Темнил что-то Субурхан.
Как и подозревал Григорий, это оказались пленные чжурчженьские инженеры, неплохо говорившие по-монгольски в силу отсутствия выбора. Про статус Кара-чулмуса они ничего не знали, поэтому переговоры прошли в дружественной обстановке. Инженеры, стол которых был окружен конвойными со всех сторон, квасили рисовую водку, взятую вместе с ними в плен, в большом количестве. Угощали Забубенного, а он не отказывался. Холодно было зимой в степи. Про башни за весь вечер вспомнили только один раз во время тоста «А гори они все огнем!». В общем, контакт с пленной китайской интеллигенцией прошел удачно.
