Иоаким поставил поднос на постель и протянул Алиеноре кубок. Взял свой и улыбнулся ей.
«Он красив, умен, отважен, он замечательный любовник, но знает свое место, — думала Алиенора, смакуя густое и сладкое вино. — Покойный барон никогда не принес бы мне угощение, велел бы подать самой. Мы каждую ночь проводим вместе, но он даже не пытается распоряжаться в замке, что сделал бы на его месте любой другой. Например, Рено. Тот бы уже похаживал по двору, поглядывая на всех свысока. О таком муже я мечтала всю жизнь…»
— Сладкое! — сказал Иоаким, ставя пустой кубок на поднос.
— Это отцы-иоаниты научили нас делать такое вино, — пояснила Алиенора. — Виноград для него собирают ближе к зиме, когда ягоды на лозе подвялятся. В них меньше сока, но много сладости, поэтому вино получается необыкновенно вкусным.
— Приятно начинать день с такого напитка, — глубокомысленно заметил Иоаким.
— Это очень полезно для здоровья, — поддержала Алиенора.
— В моей стране с тобой бы не согласились.
— Вы не пьете вина? — удивилась Алиенора. — Как сарацины?
— Пьем, но вечерами. Считается, что с утра это делают только горькие пьяницы. Которых презирают.
— Что же пьете утром?
— Отвар травы. Называется «чай».
Алиенора пожала плечами. Отвары в Леванте пьют только бедные, им вино не по карману. «Может, он беден? — подумала она. — Тогда мне будет легче его уговорить». Алиенора знала о жене Иоакима. Берта принесла ей неприятную весть назавтра после того памятного обеда и говорила с плохо скрываемым злорадством — чувствовалась, что не оставила своего намерения склонить ее к Рено. Но Алиенору она не смутила. В Леванте такое случалось нередко: приезжал женатый рыцарь, давший обет воевать за Святую Землю год-другой, да и оставался. Заводил новую семью… Левант очаровывает многих. Своей красотой, богатством, шумной жизнью и вольностью нравов…
— Выпей еще! — предложила Алиенора, беря с подноса серебряный кувшин.
Иоаким в ответ отрицательно покрутил головой:
— Слишком сладкое для меня.
— Я велю Берте принести другого. Или сикера, если хочешь.
— Сикер с утра будет слишком крепко! — засмеялся Иоаким. Наклонился и чмокнул ее в липкие от сладкого вина губки. — Спасибо, Алечка!
Он собрался встать, но Алиенора мягко удержала его.
— Надо Роджера навестить, — виновато сказал Иоаким, подчиняясь. — Давно не видел.
— Как его здоровье? — спросила Алиенора, продолжая удерживать любимого.
— Он еще слаб, но быстро поправляется. Козма говорил, что через два-три дня нам можно ехать.
— Ты уедешь с Роджером?
— Конечно!
Слезы сами собой покатились из голубых глаз баронессы. Иоаким отодвинул поднос и обнял ее. Она тихо плакала, прижавшись мокрой щекой к его могучей груди, отчетливо слыша, как ровно и сильно бьется его сердце. Век бы так слушать!
— Не надо, Алечка! — тихо говорил Иоаким, ласково гладя ее по обнаженной спине. — Ты же ведь знаешь… У меня там…
— Ты обещал, что не дашь меня в обиду! — капризно всхлипнула Алиенора. — Обещал!..
— Так ведь не давал… — попытался оправдаться Иоаким. — И не дам, пока здесь.
— Ты уезжаешь! Бросаешь меня сарацинам!
— Вот еще! — забормотал Иоаким. — Никто никого не бросает. Гость приехал и уехал…
— Зачем же меня обнимал? Зачем ласкал?
— Не смог удержаться! — честно признался Иоаким. — Ты такая красивая! Умная! Замечательная хозяйка! Страстная в постели! Едва увидел тебя, как сразу понял, что пропал…
Слезы высохли на щеках Алиеноры. Она отстранилась и заглянула в глаза любимому. Тот с достоинством выдержал ее взгляд.
— А она красивая? — тихо спросила Алиенора.
Иоаким понял, о ком вопрос, и с ответом помедлил. Хотел сказать «симпатичная», но не нашел такого слова в своих скудных запасах латинского.
— Она другая. Рыжие волосы и зеленые глаза. Маленькая, худенькая…
— Ты высокий, сильный, красивый. Почему выбрал ее?
— Это она меня выбрала…
— У нее было богатое приданое?
— Никакого не было.
— Почему женился?
Иоаким вместо ответа развел руками.
— На тебя, наверное, многие заглядываются? У тебя были другие женщины после свадьбы?
Иоаким смущенно кивнул.
— Она сносит это покорно?
— Если бы! Бьет меня. Хлещет по щекам, как слугу! Вот вернусь домой, такое устроит! Из-за тебя…
— Как она узнает? Козма расскажет?
— Козма друг. Она без него… Ведьма! Как бы не таился, все ей ведомо!..
«Так вот почему он женился на ней! — сообразила Алиенора. — Зачаровала! Поэтому Иоаким стремится вернуться. Я попрошу отца Лотаря, пусть почитает над ним молитвы! Монах умеет снимать чародейство, хвалился не раз».
— У тебя большое княжество? — спросила она.
— Никакого! Князь — это всего лишь титул, который русский царь давал своим генералам за особые заслуги, мой прадед получил его, отличившись на войне. Титул передается по наследству. У нас были земли, но мы потеряли их очень давно, новая власть отняла. Я служу за деньги, как многие рыцари в Леванте.
— Женившись на мне, ты станешь бароном. Владельцем богатых земель. Тысячи людей будут работать на тебя, благородные рыцари будут рады, если ты возьмешь их на службу. У тебя будет много золота и серебра, лучшие кони, лучшие доспехи и оружие, вкусная еда, полные погреба выдержанных вин и сикера.
— Ты хочешь отдать мне баронство?
— Женщине в Леванте нельзя владеть баронией. У меня полгода, чтобы снова выйти замуж. Если откажусь, баронство отнимут.
— Его и без того отнимут.
Алиенора недоуменно посмотрела на любовника.
— Война проиграна, Алечка! Время христианских королей в Леванте закончилось. Здесь будет править Саладин!
Алиенора резким движением отодвинула поднос.
— Ты приехал сюда издалека и не знаешь Леванта, — сказала она надменно. — Христиане здесь давно воюют с сарацинами. Бывало, язычники побеждали, но, в конце концов, земли оставались за нами. Много рыцарей погибло под Тивериадой, это великая беда, но папа римский не оставит нас. По его призыву сюда приедут тысячи! Саладину удалось занять много городов, но Триполи и Антиохия остаются за нами. Азни — тоже. Мы вернем Иерусалим, святые места, где Господь претерпел крестные муки! Будет много битв и много крови, но истинная вера одержит верх. Поэтому я ищу себе в мужья настоящего рыцаря! Если ты робок, так и скажи! Я найду другого!
Иоаким встал и стал одеваться. Приступ гнева у Алиеноры прошел, теперь она виновато смотрела на любимого, коря себя за горячность. Конечно, он обиделся! Покойный барон прибил бы за такие слова! Самое тяжкое оскорбление рыцарю — обвинить в трусости.
