Легкий ночной ветерок тихо перебирает мои распущенные волосы, вольно рассыпавшиеся по плечам, и ласкает своими невидимыми пальцами кожу лица, опрокинутого к уже бледнеющему ночному небу… Тишина… тишина, прерываемая только тихим дыханием пристроившейся сбоку ВаСю. Не спрашивающей ничего, не требующей ничего… и щедрой рукой дарящей бесценные мгновения молчания, наполненного безграничным пониманием и теплотой… Завтра — завтра будет новый день, наполненный суетой, еще один яркий, выматывающий день…
Но он будет еще не скоро. А пока можно просто сидеть в ночной прохладе, согревая доверчиво прижавшееся девичье тело, закутанное в мой собственный плащ, и по кусочку, по блестке рассматривать произошедшее за сегодня… Отбросив переживания, страхи, ярость и презрение — всю эту палитру уже ненужных чувств, растворяющихся в величии и всепрощении окружающей ночи…
Кусочки памяти:
… потрескивание остывающих на воздухе стеклянных форм…
… мерцание заполняемого маной драгоценного камня…
… ощущение сжимающих правое предплечье ремешков, удерживающих массивный браслет…
… бесшумный вихрь бега, проносящиеся мимо стволы деревьев и серебристые почти прозрачные в ночном зрении тени кустов…
… блеск накопителей ловушки аккуратно засыпаемых тонким слоем земли…
… легкий испуг и удивление часового из команды Иванова…
… окутывающая спящее подземелье тишина и всепонимающий взгляд встречающей перед входом укутанной в оставленный в лагере плащ ВаСю…
'Иван-царевич у Бабы-Яги переночевал, и наутро она ему указала, где растет высокий дуб. Долго ли, коротко ли, дошел туда Иван-царевич, видит — стоит, шумит высокий дуб, на нем каменный сундук, а достать его трудно.
Вдруг, откуда ни взялся, прибежал медведь, и выворотил дуб с корнем. Сундук упал и разбился. Из сундука выскочил заяц и наутек во всю прыть. А за ним другой заяц гонится, нагнал и в клочки разорвал. А из зайца вылетела утка, поднялась высоко, под самое небо. Глядь — на нее селезень кинулся, как ударит ее — утка яйцо выронила, упало яйцо в синее море…
Тут Иван-царевич залился горькими слезами — где же в море яйцо найти! Вдруг подплывает к берегу щука и держит яйцо в зубах. Иван-царевич разбил яйцо, достал иголку и давай у нее конец ломать. Он ломает, а Кощей Бессмертный бьется, мечется. Сколько ни бился, ни метался Кощей, сломал Иван-царевич у иглы конец, пришлось Кощею помереть.
Иван-царевич пошел в Кощеевы палаты белокаменные. Выбежала к нему Василиса Премудрая, поцеловала его в сахарные уста. Иван-царевич с Василисой Премудрой воротились домой и жили долго и счастливо до глубокой старости.'
Уставившиеся на старшину дракончики, покачивающиеся в такт перипетиям сюжета и поскуливающие в особенно страшных или захватывающих местах, представляли из себя зрелище намного интереснее рассказывающего детские сказки Сергеича. Поэтому большинство окружающих смотрело как раз на чешуйчатую троицу и не обращало внимание на проскальзывающие в глазах старшины волны ничем не разбавленного родительского счастья. Эта сюрреалистичная картина дополнялась фигурой устроившегося в самой глубине отбрасываемой деревьями тени дроу и нежащейся на солнцепеке лисицей размером с хорошую собаку. И если первый, что не укрылось от внимательного взгляда Иванова, просто поблескивал белозубым оскалом в довольно странных местах сюжета. То вторая изображала из себя английскую королеву на выгуле и только презрительно морщила мордочку, надо сказать очень заинтересованную мордочку, с горящими интересом и весельем глазами. И даже вздрогнула пару раз в самом начале сказки. Этот факт, как и повышенное внимание к рассказу старшины, тоже не остался без внимания окружающих. Особенно бурно на это отреагировал Сергей, чуть ли не подпрыгнувший от удивления при виде реакции лисы и один боец из команды гостей, поперхнувшийся свежезаваренным чаем.
Окончание сказки про царевну лягушку, рассказанную густым баритоном Сергеича, вызвало волну протестующего попискивания чешуйчатой троицы и вопрос Сергея обращенный к ухмыляющемуся дроу.
— Ссешес, а вообще, все то что рассказывалось в сказке возможно?
При этих словах улыбка у греющего в ладонях берестяной стаканчик с чаем дроу немного погасла, а потом засеяла с новой силой…
14.08.1941 г. Ссешес Риллинтар
Нет, чай — это зло! Или наркотик, пока еще не понял. Но от стаканчика утреннего чая, даже без сахара, отказаться просто не могу. И дело не в том, что он так замечательно согревает озябшее от утренней прохлады тело. Физиология дроу в этом отношении более удобна чем человеческая, ведь проживание в условиях подземелий с их часто повышенной влажностью и не особенно высокими температурами требует немного другого отношения к теплорегуляции организма. Так что по утрам, да и ночью если уж на то пошло, холод не особенно ощущается. Просто чай, правильно заваренный, крепкий духмяный чай, омывающий нёбо своим божественным вкусом и ароматами — это нечто. Его даже не обязательно много пить. Глоток, два — и водопад аромата обрушивается на мою темноэльфийскую голову. В общем, утро начинается великолепно. Сижу в теньке, как король, услаждаю свой слух сказкой, рассказываемой старшиной, окидываю взглядом остальной коллектив, внимательно прислушивающийся и приглядывающийся к происходящему и потихоньку, по глоточку потягиваю свежесваренный чаёк. Самое главное — сдержаться и не заржать как конь. Ибо уж слишком картина происходящего смахивает на воздействие мощных галлюциногенов. Старшина Рабочее Крестьянской Красной Армии с выражением умиления на лице рассказывает сказку про Василису Прекрасную трем дракончикам, с обожанием смотрящих на него и подергивающих чешуйчатыми хвостами от сопереживания героям. Представили? А теперь добавьте в эту картину еще спецгруппу ставки с ее неугомонным и любопытным начальником, расположившегося в теньке со стаканом чая дроу и с большим интересом слушающую сказку о самой себе ту самую Василису Прекрасную. Ах да — совсем забыл, полейте все происходящее соусом из творящейся вокруг магии, подтягивающихся с середины ночи чернющих грозовых туч и вроде бы наличествующей у ВаСю амнезии и 'незнания' русского языка. В последнем и предпоследнем есть громадные и с каждой секундой прогрессирующие сомнения.
Не успел Сергеич закончить сказку как посыпались вопросы. Причем не к нему и не к прекрасно устроившейся в зверином облике ВаСю, профессионально прикрывающейся незнанием языка, а ко мне любимому. Довольно интересные вопросы. Зачинщиком, кстати, выступил Сергей. Так что пришлось отвечать.
