В детдоме «Солнышко» оба телефона молчали с утра до вечера, а по остальным номерам, названным детишками, никаких осмысленных комментариев услышать не довелось — их озвучивали какие-то странные существа: либо алкоголики, находящиеся в перманентном запое, либо, что вернее, наркоманы, напрочь оторвавшиеся от реальности. Олег Меерович даже некоторое время записывал тексты, исходящие от этих абонентов, пока мы не напомнили доктору, что звонки стоят денег. А ведь с августа сотовые операторы подняли тарифы втрое…
Что там случилось с семьями наших детишек, кто обосновался в их квартирах, можно было только гадать. Впрочем, в детдом, как правило, и попадают дети асоциальных родителей, так что ничего удивительного в этой ситуации не было. Просто стало окончательно ясно, что спихнуть детей в ближайшее время будет некуда.
Я отмахнулся от печальных мыслей и погнал своих пацанов к раковинам — умываться. Пока дети возились в умывальнике, я раздумывал над очередной проблемой — полотенца за эти два дня уже успели приобрести отчетливый серый оттенок, но постирать их было нечем. То есть стиральная машина, слава президенту и его партийным спонсорам, в этом детском садике имелась, но вот стирального порошка не было ни грамма. Значит, придется выбираться в город, меняться с кем-нибудь, наверное, на спирт. Но это же будет целая войсковая операция — наверняка, глядя на Олега Мее-ровича, там захотят нас кинуть, поэтому придется убедительно доказывать, что ты не лох и можешь за себя постоять.
Вывод: чем меняться, проще сразу пристрелить и забрать всё даром.
Впрочем, так всегда проще.
Управившись с парнями, я повел их обратно в палаты, где строго-настрого приказал одеваться, не отвлекаясь на глупости. Дети принялись одеваться с каким-то неожиданным и подозрительным послушанием, и я заглянул даже под кровати в поисках подвоха, но ничего неожиданного там не увидел.
Девочки, завершившие туалет раньше, уже расселись на застеленных кроватях и щебетали на вечные темы — все ли мальчики дураки или есть среди них один неглупый, бросит ли самочка Маня самца Ваню из реа-лити-шоу про человекообразных кроликов «Землянка-2», а также действительно ли крем «О'кей» помогает от морщин так, как его рекламируют, или это все сплошной обман и бесстыдный пиар.
Вместе с Олегом Мееровичем мы отвели детей в столовую, где их ждала рисовая каша на порошковом молоке — дед сам сварил ее и сам разлил по тарелкам.
Вообще он оказался настоящим профессионалом в том, что касалось общепитовской кухни, и это было приятным сюрпризом.
Там же, в столовой, мы впервые рассказали детям, как им предстоит отныне жить днем, и расписали дежурства по самым старшим. Старшие, особенно мальуцики, сразу принялись ужасно важничать, обсуждая технологии обнаружения диверсантов на дальних подступах к объекту, а застенчивая третьеклашка Маша драбова, как самая грамотная и аккуратная девочка всех времен и народов, легко согласилась составить список дежурных. Потом, вручив мне список, она замерла, выразительно глядя на меня распахнутыми карими глазами, и я подумал, что она ждет конфету или что-нибудь подобное.
— Маш, у меня нет ничего вкусненького,— виновато развел я руками.— Но я обязательно раздобуду каких-нибудь конфет, завтра или послезавтра,— пообещал я, всерьез задумавшись, где в разгромленной Кашире можно найти конфеты. Наверное, опять на спирт придется выменивать.
— Мне не надо конфет, дядя Антон,— покачала кудряшками Маша.— Раз я буду дежурной, дайте мне, пожалуйста, свой пистолет. У вас ведь еще много пистолетов. Ну, пожалуйста, дайте мне один! — Она вдруг вцепилась в меня обеими руками, и я совершенно растерялся от этой неожиданной атаки.
— Ты что, боишься? — спросил я наугад, глупо улыбаясь.
— Да! Да!! Они вернутся! Они придут ночью. Я знаю. Я жду. Они и вас убьют, как Полину Ивановну и Дарью Семеновну! А если у меня будет пистолет, они до меня больше никогда не дотронутся… — Она наконец зарыдала, и я был этому рад. Лучше слушать невнятные рыдания, делая вид, что не понимаешь, о чем они плачут каждую ночь, чем выслушивать этот пронзительный, режущий сердце и корежащий душу речитатив. В голове даже Чужой затрепыхался, хотя никакой опасности рядом не было.
На мое счастье, в коридоре появился Олег Мееро-вич, без слов оценил ситуацию и увел Машу на кухню. Там он взялся мыть посуду, и ему добровольно остались помогать, помимо Маши, еще несколько старших девочек. Всех остальных детей я повел во двор — выгуливать, пока погода баловала скромным осенним солнышком и еще теплым, но уже резким, порывистым ветерком.
Самым удобным местом для наблюдения оказалась деревянная беседка, установленная посреди асфальтового озера двора. Там я прилег на неудобной — широкой, но короткой — лавочке и оттуда же через несколько минут заметил двух озабоченных женщин, которые смело форсировали пустырь между зданием садика и жилым массивом неподалеку.
Возле запертых ворот женщины встали, поставив на землю какие-то кастрюли, сумки, пакеты, и принялись призывно махать руками. Они заметили меня раньше, чем я их, и мне это не понравилось. Мне вообще ничего не нравилось с самого утра — кроме разве что рисовой каши на порошковом молоке.
Я неспешно поднялся и зашагал к воротам, привычно поправив помпу под левым плечом.
— Ох, сынок, а мы смотрим, детки в садике опять появились! — Первая женщина картинно всплеснула белыми пухлыми ручками, но улыбалась мне напряженно и тревожно. — По телевизору брешут, что вы из тех самых, «Восточных медведей»,— осторожно сказала вторая.
Я, усмехнувшись, небрежно приложил правый ку лак к виску, но этот жест оказал на женщин совершенно невероятное воздействие — они с видимым облегчением выдохнули: «Слава богу, действительно «гризли»!» — и уже повели беседу спокойно, по-деловому.
— Значит, так, сынки. Мы ваших деток покормим,помоем, спать уложим и сказку расскажем. Вы только сами не подведите — от злодеев защищайте, как по телевизору показывают.
Я молча уставился на этих женщин, и только мину ты через две до меня наконец стало доходить, за кого нас тут принимают. Спаси и сохрани — кажется, так звучит это заклинание? Но я уверен, что Иисус Христос был намного выше меня — выше во всех смыслах.
Вот ведь, кстати, вопиющая несправедливость — Иисус, понимаете ли, выше во всех смыслах, а спасать и сохранять должен я!
— Юлия Эдуардовна Назаретян, педиатр.— Первая женщина улыбнулась мне уже по-человечески, тепло и искренне.
— Валентина Владимировна Щепакова, бухгалтер,— представилась вторая, колыхнув немаленьким бюстом.
