Поэтому в той же Франции в войсках служили и швейцарцы, и испанцы, и германцы, и кого там только не было.
Так что, я был уверен, Ремер не станет кобениться и выстрелит в другого тевтонца, если придется.
— За мной!
Я пошел первым, чуть пригнувшись и стараясь не появляться на открытом пространстве. За мной, как два пирата, с бочонками в руках и платками на головах следовали д'Артаньян и фон Ремер.
Из-за непогоды небо было черным, и я с трудом видел шагов на десять вперед. Это и плюс, и минус. Шанс нарваться на патруль вырос, но и солдаты заметят нашу группу лишь в последний момент.
Пока нам везло, никто не попадался навстречу, и мы довольно быстро добрались до задней стены казармы, где пристроили первый бочонок. Д'Артаньян заботливо прикрыл его ветками и листвой, приладил короткий фитиль, рассчитанный на тридцать-сорок секунд горения, и кивнул мне, — готово.
Но поджигать было еще рано. Сначала нужно было заложить второй заряд и скрытно проникнуть в особняк. Взрывы планировалось осуществить после, когда нужно будет прорываться в обратном направлении. Бочонок, заложенный у казармы, сильно повредить ей, по идее, не мог — слишком мало пороха внутри, но вот шандарахнуть должно было знатно.
— Замерли!
Я уловил движение впереди и постарался слиться со стеной казармы. Гасконец и тевтонец последовали моему примеру. Темные одежды спасали, позволяя оставаться максимально незаметными.
Буквально в пяти шагах от нас шел патруль.
Солдаты переговаривались между собой на немецком, обсуждая ужин и какую-то красотку Мадлен, два раза в неделю привозящую молоко и мясо в особняк.
— Клянусь, в следующий раз я завалю ее на спину и хорошенько отымею, как ее еще никто не имел!
— Ха-ха, Ганс, да тебе даже наша старая кухарка не даст, куда уж тебе до Мадлен! Тем более мы возвращаемся домой, здесь долго не задержимся. А там тебя ждет жирная женушка, уж она тебе яйца быстро открутит, если заподозрит в измене!
— Я сказал, что завалю ее, значит завалю. Никогда еще Ганс Фикбаум [28] не нарушал своего слова!
Остальные двое солдат лишь посмеивались, никак не комментируя прелести неуловимой Мадлен.
Нас не заметили, слишком уж увлечены были разговором.
И тут фон Ремер оглушительно чихнул, да так громко, что заглушил на мгновение даже мощные порывы ветра и далекие раскаты грома. Д'Артаньян подпрыгнул на месте, я глухо выматерился.
Патрульные обернулись, недоумевая, и сделали несколько шагов в нашу сторону. Сука! Как же не вовремя!
Я держал наготове заряженный пистоль, д'Артаньян тоже. Ветер шумел так, что выстрелов никто не услышал, и два трупа тут же рухнули на землю: тот, кто подначивал бедолагу Ганса и сам невезучий трахатель Фикбаум*.
Фон Ремер уже был рядом с двумя оставшимися, и первым же выпадом пронзил грудь одному, я кинул рыбацкий нож, который прихватил с собой на всякий случай, и точно попал в шею последнему. Д'Артаньян методично обошел тела и добил всех кинжалом. Тевтонец в этот раз не блевал, глядя на это жуткое в своей безжалостной рутине зрелище. Начинал привыкать к методам гасконца.
— А кто-то говорил, убивать только по необходимости… — проворчал д'Артаньян.
— Я же не виноват, что фон Ремер чихнул, — пожал плечами я. — Кстати, будьте здоровы!
— Вашими молитвами, — отмахнулся тевтонец и показал пальцем на тело Фикбаума. — Смотрите, господа, какие у него чудесные сапоги! Откуда у простого солдата такие хорошие сапоги? Мне как раз нужны подобные!
— Стыдитесь, фон Ремер! Зачем вам вторые сапоги? Вы что, собираетесь жить вечно?
Мы быстро и дружно оттащили тела в кусты и прикрыли их, как только было возможно. Сапоги остались при покойном. Судя по всему, мы уничтожили внешний патруль, обходивший периметр усадьбы. И если только они не шли прямиком на смену, то у нас образовался некий запас времени, пока их не хватятся.
— После такого я вряд ли смогу вернуться на родину, — тоскливо произнес фон Ремер. — Бедная моя невеста…
— Не бойтесь, нас еще не схватили, и, надеюсь, не схватят, а ваше лицо прикрыто платком. Никто и не узнает, что вы сегодня были здесь.
— Дело еще не сделано, господа, — напомнил о реалиях д'Артаньян. — Потом будем думать о невестах и прочих приятных вещах…
Пока мы обходили казарму, я мимоходом заглянул в широкое боковое окно, полуприкрытое тяжелыми ставнями. Солдаты еще большей частью бодрствовали. Кто-то доедал поздний ужин, другие пили вино и играли в кости за длинным столом, некоторые дремали, улегшись на узких двухъярусных кроватях, похожих на нары. Нам очень повезло, что непогода заглушила выстрелы. Если бы все эти люди выскочили на улицу, нам тут же пришел бы конец.
Со вторым бочонком в руках мы двинулись дальше. Фон Ремер, неплохо знавший территорию, вел нашу группу вперед. Мы миновали какие-то хозпостройки, я помнил их по карте, там ничего ценного, и затаились в прямой видимости главного особняка.
С этой точки был виден второй патруль, курсировавший, словно крейсер, вокруг трехэтажного здания, вытянувшегося в длину и ширину на десятки метров. Главный вход тоже был виден, там дежурили еще двое.
Чуть левее располагалась одна из конюшен. Лошади пугались далеких раскатов грома и ржали.
— Через эти двери не пойдем, там в холле еще несколько человек, не получится без шума, — пояснил фон Ремер гасконцу, тот понятливо кивал в ответ.
Когда немец объяснял мне устройство особняка, то я зацепился за одну деталь. Слуги часто проветривали помещения, и некоторые окна практически никогда не закрывались, обеспечивая приток свежего воздуха. В основном то были окна второго и третьего этажей, но и на нижнем нет-нет, да и забывали запереть одно-два окошка. На это и был расчет. Если удастся отыскать такое незапертое изнутри окно, то нужно проникнуть сквозь него в особняк, пробраться наверх в кабинет главы посольства, где хранились все ценности и изъять наши кровно заработанные деньги. Элементарно!
— Предлагаю второй бочонок нужно взорвать прямо внутри, — сказал д'Артаньян. — Эффекта будет больше!
Я подумал и кивнул, он прав. К тому же я все опасался, что дождь потушит фитили.
Полный круговой обход особняка занимал у патруля не меньше получаса. Тем более что двигались они неспешно, даже вразвалочку, не ожидая никаких неприятностей. Их явно не проинформировали, что в особняке находится сундук, в котором, даже по самым скромным подсчетам, хранится годовой бюджет Франции. Иначе, они вели бы себя осторожнее. Жирный куш
