нее глаза выпадут, но я промолчал. Разберутся.
— Я вообще не знаю, что там за еда и какую лучше взять, — проблеял Борис и покраснел.
— Все, отставить панику! — распорядился я. — Это не больно, а вкусно. Идем! — И зашагал внутрь.
К кассам тянулись очереди, все столики были заняты, и я сказал деду:
— Мне — мороженое рожок. Пока вы тут выбираете, я покараулю, когда освободится столик.
Сидеть по одному здесь было не принято, и стоило кому-то уйти, как его место тотчас занимали. Возле стойки мы все не поместимся, а вон за тот столик на четверых, откуда встают две девушки и где бабка с авоськой запихивает в себя чизбургер — вполне.
Как только девушки отошли, я спикировал за столик, пожелал бабке приятного аппетита и спросил:
— Не помешаю?
Роняя на стол крошки, она помотала головой. Брякнувшись на стол и подождав, пока сотрудница соберет одноразовую посуду, я развернулся и жестом подозвал своих, которые еще стояли в очереди, потому что на освободивший стул уже нацелился дедок в спортивках. Наташка стояла на цыпочках, разглядывая меню, Борис напоминал ежа, готового свернуться и ощетиниться.
— Тут занято, — сказал я мужику, Наташка озвучила заказ деду и прибежала охранять место.
В это время за соседним столиком началось движение. Сотрудница, мило улыбаясь, рассказывала двум мордатым коротко стриженных мужикам, разливающим водку по принесенным с собой рюмкам, что спиртное распивать запрещено.
— У вас же ресторан? — спросил мужик, сидящий ко мне спиной.
Девушка кивнула, улыбка не сходила с ее лица, но с каждой секундой становилась все менее радостной.
— А в ресторане — можно! — объявил он и потянулся к приятелю рюмкой. — Давай, братан! За приезд!
— В правилах написано, что в ресторане быстрого питания…
— Да попустись, малая! — подал голос второй мужик и положил руку девушке на задницу. — Быстрого питания, медленного. Лучше принеси мне колы!
Девушка позеленела и округлила глаза, но продолжила улыбаться.
— Извините, но у нас самообслуживание.
— В туалете самообслуживание!
Мужики захохотали. Девушка убежала.
Я отвернулся от них и подумал, что цены, привязанные к доллару и невысокие для иностранцев, для бывших советских граждан были ломовыми. Приезжие специально откладывали деньги, чтобы сходить сюда, как в музей, и приобщиться к западной культуре. За те же деньги можно было поесть в нормальном ресторане, вот эти двое и решили, что тут должен исполняться любой их каприз.
Вскоре разборки перестали меня интересовать, потому что пришел дед, он расщедрился и заставил поднос экзотической едой: тут и картофель фри, и наггетсы, и гамбургер с чизбургером. Коктейли. Кофе. Все в одноразовой таре, красиво упакованное в бумажные пакеты. Видимо, дед сказал, что все с собой, предвидя, что внукам захочется заполучить сувениры.
— Вот. — Он поставил поднос на стол, взял стул из-за соседнего столика, за нашим пожилая женщина доедала чизбургер и косилась на нагрянувшую орду с недовольством. — Попробуйте всего понемногу.
— Семь тысяч восемьсот рубле-ей, — задумчиво протянул Борис, глядя на еду с ужасом. — Я в туалет месяц ходить не буду, капец.
— Ну я же плачу, — улыбнулся дед и подмигнул Наташке. — Кстати о туалете. Сходите-ка руки помойте.
За моей спиной продолжал разгораться конфликт: широкая русская душа и вседозволенность девяностых против четкого буржуазного регламента. Зычным голосом гоповатый гость продолжал:
— Братан, так я не понял, у вас ресторан?
Ему ответили тихо и неразборчиво мужским голосом.
— Ну так а выпить, че, нельзя? Мы с Коляном тока из Тынды, отмечаем. Нельзя, что ли? Ты еще скажи, шо курить нельзя!
Брат с сестрой убежали, и я обернулся, будто бы провожая их взглядом: возле мужиков с водкой стоял парень в униформе Макдака и с резиновой улыбкой объяснял, что тут — особенный ресторан. Тогда мордоворот, сидящий ко мне лицом, ударил по столу и крикнул:
— А ты мне принеси документ, где написано, что водку — нельзя!
Парень удалился, я повернулся к деду. Он пристально на меня посмотрел и сказал:
— Тебе тут не нравится?
Я пожал плечами:
— После столовых с тараканами, конечно, круто. Плитка, вон, вся ровная, импортная. Швов не видно. Мухи не летают, липучки эти не висят.
— Хм… Ты ведешь себя так, словно бывал здесь много раз. Но ты не мог тут быть!
— Меня не впечатляет западная культура, — ответил я, подперев щеку рукой — бабка зыркнула с любопытством, дожевала бутерброд и ушла, а я продолжил, раскинув руки:
— Вот это все — просто бусы. А мы — просто индейцы. Как-то даже стыдно, что страна, которая запускала ракеты в космос, не смогла сделать для своих граждан красивую бутербродную.
— Может, ты и прав.
— На западе это общепит для бедных, а для нас — чудо.
Дед помолчал-помолчал и выдал:
— Что ты за человек, Паша! Тебе четырнадцать, а кажется, что ты старше меня.
— Я читал про старые души. Наверное, просто я такой.
Из туалета прибежал Борис, сияя глазами.
— Офигеть! Там, как в музее! Все такое красивое! Я боялся… это самое…
— Осквернять провинциальной струей светлый облик западного друга, — сказал я, поднимаясь.
Дед и Борис рассмеялись. Пришла удивленная Наташка и уставилась на еду, не зная, с чего начинать и как это есть. Пример показал дед, взял картошку фри, мокнул в соус и сунул в рот. Прожевав, объяснил:
— Гамбургеры и чизбургеры едят целиком, а не разбирают по частям.
Боря и Натка начали с картошки. Я повременил мыть руки — захотелось посмотреть, как они щурятся от удовольствия. Аж обидно, что я не могу с ними разделить радость причастности к чему-то великому, красивому, чистому, потому что в прошлой жизни всем этим пресытился.
— Стой! — воскликнула сестра. — Я поняла, где хочу фотографию! Здесь! И чтобы всю еду видно было!
— А меня — возле иномарок на улице! — не прожевав, воскликнул Борис.
Пришлось еще задержаться. Дед и Борис посторонились, а Наташка на фоне фастфудной роскоши замерла, потягивая коктейль из трубочки. Щелк! Вж-ж-ж! Сестра метнулась к фотографии, ревниво ее рассмотрела и надулась.
— Господи, какие пухлые щеки! Розовые, как у матрешки. У меня же нет таких, да?
— Да успокойся ты, они у тебя впалые, — успокоил ее я. — «Полароид» сильно искажает. Зато смотри, как хорошо еда получилась.
А потом начался гастрономический разврат.