– Благодарствую… – Василий вытер усы. – Добра горилка… А чего это я, как святой на облаке, даже без исподнего возлежу?
– Так грязная одежда… – потупила взгляд Лукерья, краснея, как девочка. – Да и какая там одежда. Рванье одно… Пойду завтра деткам что-нибудь купить, заодно и вас, пан-казак, приоденем.
– Деткам, ну-ну… – дернул себя за ус Полупуд. – Что ж, не возражаю. Но и телешом лежать несподручно. Дайте, что ли, хоть поясом подперевязаться… Его-то, надеюсь, не выбросили?
– Не, туточки он…
Молодица нагнулась и быстро подняла с пола широкий кожаный ремень.
– Вот… Только зачем он вам… – лукаво стрельнула глазками. – Таком видному… пану… нечего стыдиться или прятать.
– Кхе-кхе… – прокашлялся Полупуд, хотел усесться удобнее, да видимо, снова разбередил рану и не сдержал стона. – Горилка у тебя, хозяюшка, знатная. Но мне, если твоя ласка на то, молочка бы холодненького испить?
– Это можно… я мигом, – прожогом подхватилась молодица и выметнулась наружу.
– Огонь-баба, – одобрил Василий, глядя вслед.
Потом посерьезнел взглядом и притянул меня к себе.
– Слушай сюда, Петро. Семен Типун, кажется, погиб… Как и хотел… в воде Днепровой. Царствие ему небесное. Я – ранен… В седло еще с неделю не сяду. А дело, порученное нам кошевым, осталось незавершенным. Так что теперь тебе его наказ исполнять. Хоть и не казак ты еще, новик. Да только в бою все равны, – и ни стрела, ни пуля звания и чина не спрашивают. Понимаю, не готов ты еще, но больше некому…
– Василий…
– Молчи, Петро… и слушай! Пока мы вдвоем только. В поясе этом… – подтолкнул ко мне. – Деньги. Много… Золото… и письмо… Ты молодец, хорошо с письмами от Хасана придумал. Ими и пользуйся. Но если они вдруг не помогут. Добудь это… что в поясе зашито. Оно от кошевого Серка крымскому хану Гирею. Хан давно уговаривает казаков перейти под его руку. Вольности все сберечь обещает, земли, что Войско Запорожское своим считает – за казаками оставить. Веру не трогать… лишь бы казаки от короля ушли и южные рубежи Польши да Московии открытыми оставили. Понимаешь?
– Предательство… – нахмурился я.
– Тю на тебя, дурень скаженный… Не предательство, а уловка. Иван пишет хану, что слова его серьезные и такого же отношения требуют. Что он подумать должен, с куренными и иной старшиной посоветоваться… Хан и такому ответу рад будет, а гонца, добрые вести доставившего, щедро наградит и отблагодарит. Смекаешь?
– Пока не очень…
– Ты в Кафу сироток вызволять собрался? Да?
– Я обещал…
– Так я ж не против. Наоборот… Богоугодное дело. Больше того, раз теперь тебе волю кошевого исполнять, то должен ты знать, Петро, еще одно. Незадолго перед тем, как в Сечь Олеся пробралась, получил Серко известие, что старший брат его, Василий – жив. Он давно пропал и считался погибшими. А оказалось – в плену был. Искалечили его басурмане, ослепили… В Кафе на базаре калека побирается. Иван, как узнал, сон потерял, а бросить всё и кинуться брата выручать не может. Весть о том, что Порта поход готовит, давно на слуху. Не знали только места и точного времени. Как кошевому атаману в такое время в Крым податься и войско бросить? Понимаешь?
– А доверенного человека послать нельзя разве?
– Можно… Но ведь надо повод найти уважительный, для других. Да только не всякому доверишь такое. Да и письмо… понимаешь, что случится, если оно сейчас не в те руки попадет? Как и известие о том, что кошевой брата ищет… Это ж приговор Василию. Или того хуже. Привезет посланец кошевому палец отрубленный и письмо: если не хочешь получить чучело из кожи брата, сиди с войском тихо и не мешай…
Это я как раз понимал. Терроризм, киднепинг и шантаж в мое время уже почти что норма. Никого не удивишь.
– А тут вы с Олесей подвернулись. Вот Иван и поручил нам с Семеном вам помочь, а заодно и его дело решить. Вот только не мы тебе, а ты нам всем теперь помочь должен. И Василия-горемыку найти да на Сечь привезти, и сестричек Олеси из неволи выручить, да и с ключом тем, будь он неладен, еще не всё закончилось. Хасан ведь убежал. Так что я даже не знаю, стоит ли вообще в Стамбул соваться?
Да, перечисленный Полупудом список и в самом деле впечатлял. Если не длиной, то уж сложностью заданий наверняка.
Мое молчание Василий расценил как сомнение, так что снова дернул ус и продолжил:
– Может, ты и прав, Петро. Делай что можешь… А я, как на ноги поднимусь, непременно вас разыщу. В этом уж будь уверен. Хоть в Стамбуле, хоть на краю света. Там это разговор и продолжим. По рукам?
– А вот и молочко… – двери амбара заслонила монументальная фигура, держащая в руках пузатый кувшин. К слову, Лукерья успела не только в погреб слазить, но и наряд сменить. Словно в церковь на большой праздник собралась. – Холодненькое. Пейте смело, пан-казак, я лягушку отцедила. Не подавитесь…
Конец второй книги
Волк клыками, бык рогами… (лат.).
Аналог «прилип, как банный лист» (укр.).
1 маховая сажень = 2,5 аршина = 10 пядей = 1,778 метра.
Горе побежденным (лат.).
Колдун.
Паланка – городок, укрепление из кольев, свай, палисад, иногда земляное укрепление без бастионов. А также административно-территориальная единица (округ) на территории Запорожской Сечи.
Помощник атамана, позже – воинское звание.
Так именовались все виды кольчужного доспеха.
Тип дробящего оружия.
Тип дробящего оружия.
Кроки – подробное изображение местности, выполненное путем глазомерной съемки, непосредственно в поле.
Упоминается история, описанная в романе «Сабля, трубка, конь казацкий».
Шестопер, тип булавы и символ власти.
Почти дословный перевод исторического документа.
Имеется в виду латинская пословица Dura lex, sed lex. «Закон суров, но это закон».
Беглецу (стар.).
Млечный путь (укр.).
История описана в первой части трилогии «Новик», «Сабля, трубка, конь казацкий».
Король (пол.).
Серьга в левом ухе – знак единственного или младшего сына.
