Николай только теперь заметил, что по щекам его катятся слёзы. Он бросился к отцу, обнял его и прижал к себе.
* * *
Наступило 20 октября. Вся Ливадия окуталась сырым туманом, солёное дыхание близкого моря чувствовалось даже в помещениях. Императору стало не хватать воздуха, и послали за кислородными подушками. Николай выкатил кресло папa на веранду. Он знал, что это последние часы и минуты отца и не отходил от него.
Около полудня император попросил позвать отца Иоанна. Когда священник пришёл, Александр Александрович, не признававший обезболивающих средств, попросил его положить руки на свою голову и сказал: — Когда вы держите руки свои на моей голове, я чувствую большое облегчение, а когда отнимаете, очень страдаю, не отнимайте их.
На веранде постепенно собралась вся семья. Пришли врачи, придворные, прислуга. Все уже предчувствовали, что скоро произойдёт ужасное. Отец Иоанн причастил Государя.
Император Александр III умер так, как и жил, без звучных фраз и мелодраматических эффектов. Прочитал короткую молитву, поцеловал жену, положил голову ей на грудь и умер.
Все собравшиеся опустились на колени.
Николаю стало страшно. Вот теперь всё только начинается. Вот теперь всё всерьёз. Он – император! К горлу подкатило нечто тошнотворное. Вот оно какое, бремя власти! Сверху давит плита, а внизу пустота, и надо держать!
Где-то в комнатах трижды, глухо пробили часы. Николай поцеловал белый лоб отца, потом руку его. Обнял и поцеловал мать. Вслед за ним потянулись остальные. Никто не плакал, не рыдал. Стояла оглушительная тишина, даже за окном смолкли птицы. Казалось, что густой туман, покрывший окрестности, приник и на веранду, и заполнил весь дворец.
Да, теперь Николай император. Николай II. Так же, по очереди, все стали подходить и целовать руку ему. Уже плачущие. Горе прорвалось. Каждый в толпе присутствовавших при кончине Aлeксандра III понимал, что страна потеряла в лице усопшего государя опору, на которой всё держалось. Как оно будет при наследнике, никто не знал.
Последним к Николаю подошёл Георгий. Поцеловал ему руку и обнял. Николай почувствовал, что плечи Георгия вздрагивают и тоже заплакал. Детство кончилось. Они остались одни.
Вечер прошёл в слезах, в обсуждении вопросов траура и похорон. Около девяти вечера отслужили панихиду. Никто точно не знал, как и что делать правильно, единственное, в чём все сходились, что тело покойного нужно срочно везти в Петербург.
* * *
Ночью разыгрался шторм, море ревело и стонало, словно оплакивая почившего в бозе императора.
21 октября, после утренней панихиды, Николай, Георгий и Сандро спустились в бункер. Список врагов империи был отработан. Николай и Георгий начали паковать аппаратуру. Сандро им помогал. Все оставшиеся вещи развеяли.
— Ну что ж, — сказал Николай, — теперь надо быстрее в Москву, нас там очень ждут. Сандро, займись транспортом. Нужно вызвать из Севастополя корабль с эскортом, и чтобы в Севастополе ждал императорский поезд. Жоржи, возьми на себя общие сборы. Вернёмся мы сюда не скоро, не до отдыха будет. А на мне траурные мероприятия. Всё, за дело!
Когда Николай вернулся во дворец, его обступили дядья и каждый хотел с ним поговорить лично, с глазу на глаз. Особенно настаивали великие князья Владимир и Сергей Александровичи. Николай заскучал. Он знал, что этот народ будет, по сути, растаскивать его власть, и гнуть его под себя, но не думал, что это начнётся в первый же день его вступления на престол.
— Хорошо, — сказал Николай, — я буду в кабинете папa, заходите по одному, и будем говорить с глазу на глаз.
Но Владимир Александрович заговорил о его свадьбе с Аликс, а Сергей Александрович спрашивал, сколько дней планировать прощание москвичей с государём.
Николай почувствовал благодарность к ним, что не оправдали его худших надежд. Сергею Александровичу, московскому градоначальнику, он сказал: — Дядя Сергей, папa из Америки выписал инженеров, очень нужных людей, он говорил, им нужно предоставить все условия для работы. Работа очень нужная, и секретная. Они сейчас в Москве, чуть-чуть папa не застали. Я думаю, их нужно поселить в Кремле и поставить охрану, чтобы им не мешали.
— А какие работы? — быстро спросил Сергей Александрович.
Николай криво улыбнулся: — Я же сказал: секретные. Потом об этом поговорим.
Когда великий князь ушёл, Николай позвал Георгия.
— Жоржи, — сказал он, — кивая на стол, заваленный телеграммами от европейских владетельных князей и монархов, — что скажешь на такой кандибобер: наш дражайший кузен Вильгельм не собирается приезжать на похороны. У него видите ли, смена правительства и он не может.
— Отговорка, — кивнул Георгий, — Бисмарк ему рассказал, что папa его дураком обзывал, вот теперь мстит.
— И вот ещё. Вильгельм по своей инициативе отменил принятые в 1887 году, ещё Бисмарком, меры против русских фондов. Это когда Германский имперский банк перестал принимать русские ценные бумаги в залог. Бисмарк хотел подорвать русский государственный кредит. Но сел в лужу. Выброшенные на европейский рынок русские бумаги сломя голову кинулись скупать французы, так что их цена даже подскочила. До смерти папa Вилли было стыдно отменить это распоряжение, папa ещё раз бы обозвал его дураком. А сейчас вот, пожалуйста, указ от 20 октября.
Николай поворошил бумаги на столе и взял в руки одну из них, показал Георгию.
Георгий почему-тоулыбнулся.
— Кстати, Жоржи, ты жениться не собираешься? — Николай потянулся, и сплетя пальцы, хрустнул костяшками.
— А что, нужно срочно?
— Ага, желательно!
— Вот оно что, а я-то, думаю, причём тут Вильгельм, — засмеялся Георгий, — Ну говори, не томи, кого ты там мне выбрал?
— А не из кого выбирать. Есть одна-единственная. И ту уже собираются за итальянца выдать. Я что вспомнил, все балканские князьки собираются на похороны, вот и черногорский Никола телеграмму прислал, просит разрешения приехать. А у него дочь Елена на выданье, он её за Виктора-Иммануила планирует выдать. Нужно перехватить. Она на два года тебя младше, закончила наш Смольный, православная, что ещё нужно? Не уродина. Сам посмотри, — Николай протянул брату фотографическую карточку.
Георгий взял фото в руки, посмотрел, наклонил голову вправо-влево, закрыл левый глаз, потом закрыл правый – открыл левый и улыбнулся: — Ну, да, ничего, так.
Николай рассмеялся: — Было б "чего так", ты бы уже этой фоткой в меня запустил.
Через час, в Петербург ушла совершенно секретная телеграмма на имя министра иностранных дел империи Николая Карловича Гирса.
