— Поджигаем, — согласился тот.
От края оврага Илья уходил неспешным прогулочным шагом. Непонятно откуда взялось это фанфаронство, желание покрасоваться перед наблюдающими за ним товарищами, мол, вот я какой… иду себе и ничего не боюсь… а вы так сможете? Вон Славка рысцой ускакал. А я иду себе не тороплюсь, потому что знаю — фитиль будет гореть три, три с половиной минуты… несколько раз сам проверял. Так он думал, вернее, заставлял себя думать, однако мысль о том, что внутри трубки бежит огонек, приближаясь к пятнадцати килограммам взрывчатки, заставляла шагать все быстрее и последние десять метров до укрытия он еле удерживал себя, чтоб не пуститься бегом. Плюхнулся на землю между Семеновым и Егором и сразу же глянул на секундомер — оказывается, прошло меньше минуты.
— Сколько осталось? — почему-то шепотом спросил Егор.
Илья, молча, показал ему два пальца.
Секунды тянулись невероятно медленно, стрелку секундомера, не смотря на жару, словно приморозило — еле плелась. Устав ждать Илья посмотрел на небо. Оно оказывается, разъяснилось. Прямо над ними висело большое, но жидкое облако, очертаниями напоминающее не то космическую туманность, не то расплывшегося осьминога. В голову полезла всякая чушь про небо Аустерлица и князя Болконского.
Семенов чувствительно толкнул его в бок.
— Скоро там?
Глянув на циферблат, Илья увидел, что три минуты уже истекли и стрелка начала четвертый круг.
Хоть они и ждали, а рвануло все равно неожиданно. Первым взорвался заряд на противоположной стороне оврага. Взлетел фонтан земли. Илья ощутил, как земля под ним вздрогнула точно живая, заставив инстинктивно втянуть голову в плечи. Тут же, а может только показалось, что тут же, грянул второй взрыв. Снова тряхнуло, и секунду спустя на головы залегших подрывников посыпалась земля и мелкие камушки. Заряды они все-таки закопали неглубоко, и часть взрывных газов прорвалась вверх. Хорошо хоть крупные комья не долетели.
Заряды сработали на славу. Овраг оказался завален больше чем наполовину высоты, и неприступность плато была восстановлена. Илья, испытал почти физическое облегчение. Получилось! У них получилось! Ай да сукины дети, ай да молодцы! Он с веселым недоумением смотрел, как с той и с другой стороны оврага, выскочившие из укрытий колонисты — взрослые злые дядьки прыгали как пацаны, выкрикивая что-то невнятно радостное.
Семенов подбежал к самому краю плато и, повернувшись к лесу, согнул руку в неприличном жесте.
— Ну что съели? Вот вам, гниды доисторические!
*****
После ужина Семенов подошел к Илье и с торжественным видом вручил ему бутылку коньяка, как он пояснил, из личных запасов. Что за личные запасы такие и откуда они у Семенова взялись, Илья выяснять не стал и бутылку взял. Только спросил, а как же, мол, Штерн? На что Семенов его официально заверил, что Штерн, хоть и не пьет, но тоже в обиде не останется.
— Фигня-война! — говорил Марек, расставляя стаканы и прочую нехитрую посуду. Прорвемся, отец! Мы ж не папуасы какие-нибудь, чтоб вот так вот взять и дать себя съесть. Теперь мы научены горьким опытом… он покосился на Илью, чувствую, что ляпнул лишнего. Но тот не отреагировал на неудачную реплику, сидел в старом кресле, откинувшись на спинку, и думал о чем-то своем. Марек хмыкнул и продолжил сервировать стол. Поставил на середину кастрюльку с вареной картошкой. Открыл банки с квашеной капустой и солеными огурцами, бормоча:
— Сегодня у нас прямо по-царски! Так ведь и повод, какой-никакой! Ну что хлопнем по первой?
— Подожди, — осадил его Илья, — сейчас ребята придут тогда и хлопнем.
— Ребята… Марек был недоволен перспективой, делиться коньяком, — спиртом обойдутся, не маленькие! И вообще, в большой семье клювом не щелкают. Не надо опаздывать! Ну, так как?
— Наливай по чуть-чуть, — махнул рукой Илья, — не отвяжешься же…
— Вот и я говорю, — подхватил Марек, — по чуть-чуть-то можно, — он, с хрустом свернул золотистую крышечку, плеснул немного в два граненых стакана. Пододвинул один Илье, второй взял сам. Посмотрел сквозь него на свет спиртовки. Понюхал.
— Три звездочки… Коньячок, конечно, не ахти,… Но нам теперь не по чину выпендриваться… нам теперь любая чача за коньяк сойдет! А закуска у нас конечно быдлятская. Не коньячная прямо скажем…
Держа свой стакан в руках, и глядя на отражение пламени лампы в черном окне, Илья слушал его бормотание. Вдруг вспомнилось, как они сидели тут в первый день после возвращения в институт. Отогревались спиртом… Марек тоже, что-то бурчал… а потом пришла Анюта…
В дверь постучали. Илья вскинул голову.
Нет, конечно…
— Можно к вам? — спросила всунувшаяся в дверь кудрявая голова Бориса.
— Нельзя! — немедленно отозвался Марек. Халявщикам и хвостовикам, вход строго воспрещен!
— Уймись, смертный! — светясь лучезарной улыбкой, Борис вошел в комнату. Егор, где ты там застрял?
Смущенно улыбаясь, в комнату боком зашел Егор. Он всегда заходил боком, словно опасался, что его широченные плечи не поместятся в проходе. К груди он бережно прижимал какую-то колбу.
— Вот! — показал на колбу Борис. Не халявщики мы, а партнеры!
— Это что такое?.. немедленно заинтересовался Марек, разглядывая густо-коричневое, почти черное содержимое колбы, — пойло, что ли какое?
— Сам ты пойло! Ты сперва гостей накорми, напои, а потом и спрашивай.
— Может вас еще и спать уложить?
— Проходите ребята! — Илья приглашающе махнул рукой. Вон стулья, берите, садитесь… Марек, налей гостям! Да больше наливай, не жопься!
— Господи! Бог с тобой, отец, когда это мне было жалко алкоголя?
Выпили по третьей и коньяк закончился, даром, что наливали помаленьку.
— Хорошо сидим! — сообщил Борис. Окружающие согласно покивали.
— Душно, только, — сказал Илья, — может окно открыть?
— Да ну на фиг!.. поморщился Марек, — налетит еще всякой швали…
— Точно, — согласился с ним Борис, — Егорка, вон, сегодня шершня видел… какой он был, Егор?
— Во! — Егор продемонстрировал свой толстый указательный палец. Не вру, ей богу! Как птичка маленькая…
— Что-то все больше и больше разной нечисти становится… Марек печально подпер щеку ладонью… давайте, что ли, наливайте своей байды… все не так мерзко на душе будет.
Разлили по стаканам жидкость из колбы, оказавшуюся спиртом, настоянным на кедровых орешках. Борис в третий раз принялся рассказывать, как нашел целую трехлитровую банку этого божественного напитка, в кабинете у Мая Анатольевича.
— Вот ведь старый прощелыга, — говорил он горестно, — нет, чтоб угостить по-соседски… не-е! Никогда у него ничего не было… а чужое пить, так у него всегда губа винтом!
