Алишером можно что-то сделать? — спрашиваю я.
— В смысле? — хмурится она. — С каким Алишером?
— С Абдибековым, тем ментом, которого подставили. Ну, типа он своих пострелял.
— А что с ним сделать? — пожимает она плечами.
— Ну, он же не виноват и вроде как из-за меня пострадал. Если бы он не поехал меня встречать, ничего этого и не было бы.
— Я не знаю, как ему можно помочь, — разводит Айгюль руками. — Ты здесь вообще не причём. Они бы его в любом случае подловили, днём раньше, днём позже. Заявляться в милицию я тебе не советую, пойдёшь, как соучастник. Тут всё ясно. Так что не представляю, можно ли ему вообще помочь. Сейчас, как ты понимаешь, ему вышка светит.
— В том-то и дело…
Она долго пристально смотрит на меня, будто что-то взвешивая.
— Ладно, — наконец, говорит Айгюль. — Я подумаю об этом. Но ничего не обещаю.
Следующие два дня я пребываю в праздности. Кроме растяжки и ранних утренних прогулок по деревне, я лишь сплю и ем в компании Нематуллы. В статусе почётного гостя. Вероятно, после моих подвигов он относится ко мне более уважительно. А я к нему — почтительно, как к человеку старшему и более опытному. Хотя, это ещё неизвестно, у кого из нас опыта больше.
Постоянная жара, хоть я и начинаю к ней привыкать, всё ещё мучает меня, так что днём стараюсь не выходить из тени большого дерева. Даже обливания мутноватой водой в купальне не слишком помогают. Время течёт неспешно, и я стараюсь получать удовольствие от незапланированного отпуска. Хотя бы от гастрономической его части.
Вечером второго дня в комнату, выделенную мне, стучится дочь хозяина. На вид ей столько же лет, сколько и мне, но точно я не знаю. Она всегда очень смущается в моём присутствии и практически ничего не говорит. Сначала я пытался её разговорить, но потом махнул рукой.
— Идите, пожалуйста, ужинать, — робко бросает она и сразу исчезает.
Должно быть, получила строгие наставления от своего многомудрого отца, в том плане, что овцам не стоит приближаться к волкам. Я выглядываю из своей комнаты и гляжу вслед быстро удаляющейся девичьей фигурке. Платье с традиционным ярким орнаментом, чёрные косы, шапочка, шлёпанцы. Вспоминаю Рыбкину. Как там она во взрослой жизни? Надеюсь, у неё всё хорошо.
Выхожу на крыльцо, и та же барышня поливает мне на руки из чайника. Иду к дастархану, стоящему под моим любимым саксаулом и вижу там не Нематуллу, а Айгюль. На ней белая свободная блуза и голубая юбка. Чёрные сияющие волосы заколоты на затылке. Никакого хаки. Никакого хиджаба. Настоящая светская львица и красавица.
— Привет, — улыбается она мне.
— О, свет моих очей, о, отрада моей души, — произношу я, прикладывая руку к груди.
Хохочет.
— О, услада моего сердца… — продолжаю я.
— Точно сердца? — сквозь смех уточняет она. — Присаживайся, медоречивый и юный визирь. Услаждай свои уста этими яствами, а не смешными словами.
Я опускаюсь к богато накрытому столу.
— Ну что, не засиделся здесь? — подмигивает Айгюль. — Хорошо тебе в цветнике Нематуллы?
— Если ты о его дочерях, — пожимаю я плечами, — то они дики и пугливы. С ними даже не поговорить.
— А ты хочешь поговорить?
— Конечно, — улыбаюсь я. — Хочу поговорить.
— Ну давай, — говорит Айгюль, передавая мне блюдо с сушёными фруктами. — Поговорим. Завтра утром мы уезжаем.
— Опять на дело?
— Нет, поедем в Ташкент. Ты сможешь встретиться с Фархадом Шарафовичем. Я договорилась.
— Отлично, — киваю я. — Спасибо.
— Это было непросто! — поднимает брови Айгюль, немного разочарованная слишком скупыми проявлениями благодарности с моей стороны. — Это было намного тяжелее, чем ты думаешь.
— Тяжелее, чем забрать десять кило гашиша, не заплатив ни копейки?
Она вспыхивает.
— Ну, знаешь, может, и тяжелее! Не слишком-то возносись, ты, кажется, не один свои подвиги совершал! Отдай обратно сладости.
— Как там Махмуд? — спрашиваю я, возвращая блюдо. — Это не он, кстати, в "Белом солнце пустыни” снимался?
Айгюль фыркает:
— Нет, не он. Тебе тоже кажется, что он на Абдуллу похож?
— Просто вылитый.
Мы оба смеёмся.
— А с Алишером Абдибековым удалось что-нибудь решить? — интересуюсь я.
— Пока ничего не могу сказать, — делается она серьёзной. — Посмотрим, может, что-то и получится, но позже.
Я киваю. Мы приступаем к еде.
— Нематулла научил меня есть плов руками, — сообщаю я. — Правда, он считает, что я ем, как женщина.
— Что, вся рука в рот не входит? — улыбается Айгюль.
— Точно.
— А почему мы не едем в Ташкент сегодня? — спрашиваю я.
Она бросает на меня серьёзный взгляд и тут же опускает глаза.
— Хотела побыть немного здесь. Мне здесь нравится.
Она поднимает глаза и взгляд её становится пытливым и требовательным.
— Тут я отдыхаю душой, — тихо продолжает она. — Это совершенно особое место. Ты разве не почувствовал?
— Конечно, почувствовал, как не почувствовать? Особенно, когда в яме сидел.
— Нельзя в сердце держать обиду.
Она чуть качает головой и её роскошные волосы рассыпаются по плечам. Кажется, тут же опускается сумрак. Как в волшебной сказке. Чёрные, как ночь, глаза Айгюль загораются тёплым светом.
Я любуюсь шёлковым сиянием её мягких волос. Непостижимым образом все мысли, растворяются и остаётся только одна. Мне становится чрезвычайно интересно, какие волосы у неё… там — жёсткие, мягкие, волнистые, прямые… Не разглядел в прошлый раз.
Она поднимается на ноги.
— Достаточно ли ты насладился ужином? — спрашивает она с улыбкой.
Я вскакиваю вслед за ней.
— Вполне, — говорю я с готовностью.
— Вполне? — хмыкнув переспрашивает она. — Ну что же, это хорошо. Потому что теперь ты можешь идти спать. Завтра рано утром мы уедем. Оденься поприличнее, пожалуйста.
Сказав это, она поворачивается и идёт к дальней пристройке, а я слежу за тающими в темноте бёдрами, призывно колышущимися в такт её шагам.
25. Ташкент город хлебный
Моя комната разительным образом отличается от ямы, в которой я провёл ночь в прошлый раз. Ковры, мягкие подушки и гостеприимная благожелательность хозяина, лично показавшего мне её. Ну что же, спать значит спать. Давай ляжем, выспимся и наберёмся сил… Да вот
