атаковать окопы паладинов. При этом заметить фигуры индейцев было чрезвычайно сложно из–за лохматых маскхалатов под цвет местной растительности.
Для снайперов–аборигенов и диверсионных групп придумали маскировку попроще, но не менее эффективную. Выкрасили в защитный цвет хлопковый плащ с капюшоном, и выдали абиссинцам пакетики порошка сухого клея, легко разводившегося порцией воды из фляжки. Воин выбирал позицию для засады, доставал из вещмешка скатанный плащ, смазывал внешнюю поверхность клеящим раствором и посыпал мокрую ткань местным грунтом, песком или каменной пылью, а затем приклеивал сорванные рядом пучки травы или листья. Чтобы плащ меньше шуршал при движениях, маскировочные слои наносились полосами. Недостатком «плаща–невидимки» являлась нестойкость клея к воде, но это же позволяло использовать маскхалат многократно, постирав ткань в ручье. А сильные дожди не так уж часто выпадали в Абиссинии, и после ливня можно было просто вывалить плащ в местной грязи, тоже получалась временная маскировка.
На путях снабжения в тылу итальянской армии развернулась настоящая партизанская война. Диверсанты минировали дороги, расстреливали из засады транспортные колонны, по ночам подкрадывались к военным лагерям и обстреливали итальянцев из снайперских винтовок и малошумных механических гранатомётов, от мин которых не спрятаться даже в окопе.
Обычно ночные атаки поддерживались с воздуха парочкой автожиров. Они шумом винтов и пулемётной стрельбой скрывали хлопки железных струн гранатомётов, да и осветительными ракетами отлично подсвечивали цель. От пуль, гранат и пороховых ракет больше всего доставалось автотранспорту. Танкетки и броневики тоже не выживали под пулями противотанковых ружей воздушных охотников, даже если итальянцы пытались спрятать машины в заглублённых позициях. Попытки же отбиться от ночных охотников огнём пулемётов и светом прожекторов быстро пресекались снайперской стрельбой диверсантов. Все действия боевых групп парагвайские командиры координировали по рациям, а с автожирами, наводя их на цель, ещё и перемигивались светом фонариков.
Итальянцы пробовали устраивать погоню за диверсантами и делать на тропах минные ловушки, но натасканные собаки предупреждали казаков о вражеских тротиловых закладках, а выставленные за отходящим отрядом партизан пехотные мины и снайперское прикрытие быстро остужали пыл преследователей.
На некоторое время линия фронта стабилизировалась: итальянцы не могли прорваться вглубь Абиссинии, а окопавшиеся паладины ограничивались диверсионными вылазками. Однако тут проявили себя войска императора и местных феодалов: двести тысяч профессиональных солдат, наконец–то, занялись привычным делом — набегами на соседние территории.
Хайле Селассие и верная ему компания совершали стремительные рейды в земли Итальянского Сомали и Эритреи. Солдаты грабили приграничные районы и уводили с собой жителей окрестных селений. Рейды с каждым днём становились всё глубже, аппетиты феодалов всё больше — абиссинские войска гребли чужую вотчину подчистую, оставляя за собой разрушенные посёлки и выжженные поля.
Защитить более чем тысячекилометровую государственную границу итальянские колонизаторы не имели никакой возможности, партизаны–разбойники обходили северный и южный участки абиссино–итальянских фронтов и внезапно вторгались на незащищённые территории. Прибыльная война очень вдохновляла феодалов–разбойников, их стремительные конные полки бросались на незащищённые тылы врага с большим энтузиазмом. Пехотные части тоже налетали на чужие районы полчищами саранчи, ведь, в отличие от цивилизованных армий, ордам дикарей не требовались проезжие дороги.
А однажды абиссинская императорская пехота проявила столь неожиданную прыть, что это стоило итальянскому маршалу де Боно его поста командующего Северным фронтом. Разодетые в парадную форму гвардейцы Хайле Селассие провели психическую атаку на фашистов–чернорубашечников Бенито Муссолини, удерживающих плацдарм вдоль берега реки Мариба.
Ранним утром, когда солнце только взошло из–за гряды холмов, штормовым громом раздались залпы абиссинских пушек. Артиллерия паладинов принялась рьяно разносить позиции артдивизиона итальянцев, при этом, что удивительно, не кинув в сторону окопов пехоты ни единого снаряда. Затем, с обрамляющей реку возвышенности, поползла вниз на позиции итальянской пехоты широкая полоса сизого смрадного дыма. За полосой дыма появились стройные ряды императорской гвардии в парадных мундирах. Солдаты старались держать линию и маршировали под барабанный бой. Начищенные до блеска штыки грозно сверкали в лучах восходящего солнца.
Однако итальянцев напугали не ровные ряды императорской гвардии, и не зловеще сверкающие штыки, а страшные нечеловеческие морды абиссинской пехоты — солдаты маршировали в противогазах. И особенно напрягало фашистов, что у итальянских оккупационных войск свои противогазы остались на тыловых складах, ведь боезапас химических снарядов так и не был отправлен на передний край фронта, а у черномазых аборигенов боевых газов не должно бы быть в принципе. Хотя офицерам, разглядывающим через окуляры биноклей страшные абиссинские морды в старых немецких противогазах, пришла логичная мысль, что Гитлер мог не одни только пулемёты и винтовки поставить Хайле Селассие. Подобные же думки появились и у рядовых фашистов, уж больно смело вышагивали вражьи гвардейцы, совершенно не опасаясь поджидающих вдоль берега реки пулемётных гнёзд.
Запашок у гонимого лёгким ветерком дыма был отвратный, но никто не собирался особо принюхиваться — солдаты зажимали платками носы и, выпрыгивая из окопов, бежали к ленте реки. На узком временном мосту возникла давка, ибо на этом берегу не было желающих узнать, что же за тип отравляющего газа применили аборигены.
Внезапно с ужасным грохотом налетела эскадрилья автожиров, и очередями пороховых ракет перемолола настил моста, вместе с копошащейся на досках живностью превратив всё в древесно–мясной фарш.
Элитные фашистские части разом превратились в дикое испуганное стадо, никто и не думал отстреливаться от налетевших смертоносных стрекоз или неумолимо накатывающего парадного строя имперских гвардейцев — все старались побыстрее убежать от наползающего смрадного сизого дыма. Танкетки, машины, пушки, пулемёты — остались валяться на страшном берегу, а фашисты, толкаясь и визжа, лавиной перепуганных чёрных тараканов устремились вплавь к спасительному другому берегу.
И вся эта картина панического бегства элитных фашистских частей снималась на киноплёнку с дирижабля, зависшего над местом позора итальянской армии. А с холмов наблюдали за разгромом войска оккупантов иностранные журналисты. Их роль — засвидетельствовать на заседании Лиги Наций, что абиссинцы ничего особо жуткого, кроме сухих лепёшек коровьего помёта, в топку паро–дымовых котлов не подбрасывали. Правда, оставался неразгаданным остальной ингредиент дымовой завесы, не позволяющий ей рассеиваться и подниматься вверх, но секретом этого гравитационного фокуса Сын Ведьмы, напряжённо следящий за полем боя, делиться не собирался.
Командующий группой центральных войск в Эритрее маршал Пьетро Бадольо, после позора с психической атакой аборигенов и отставкой де Боно, взял под свою руку ещё и весь Северный фронт. Однако маршал посчитал необходимым тут же срочно вылететь в Италию и обсудить с Муссолини сложившееся катастрофическое положение на африканском фронте…
— Синьор премьер–министр, прошу вас рассмотреть возможность немедленного прекращения военной компании в Абиссинии, — склонив голову, почти потребовал от Муссолини командующий африканским контингентом.
— Всё так плохо? — надув губы и наморщив лоб, упёрся в мятежного маршала тяжёлым взглядом лидер партии и народа.
— Неудачи с химическим оружием сильно подорвали боевой дух войск, — начал сразу с главного провала маршал. — Солдаты слышали о последствиях взрывов складов в тылу, поэтому сразу и побежали при проведении эфиопами психической атаки.
— Дымовой завесы из подожжённого сухого коровьего дерьма! — нервничая, хлопнул ладонью по столешнице премьер–министр.
— Эксперты утверждают, что даже и с той дымовой завесой всё не так уж просто, — поёжившись, уклончиво заметил маршал. — Но дело не только в моральном состоянии армии, но и в общем положении на фронтах.
— У нас больше: самолётов, танков, артиллерии, пулемётов и боеприпасов всех видов, — последовательно загнул растопыренные пальцы на ладони Муссолини.
— Но, из–за диверсантов и партизан, мы не можем доставить в достаточном количестве боеприпасы и провизию к линии фронта, — начал в обратном порядке разбивать аргументы начальника маршал. — На штурм окопов аборигены толпами не бегут, а истребляют пулемётные расчёты по ночам из снайперских винтовок. Артиллерия наша слепа и не способна тягаться в меткости с орудиями паладинов, корректируемыми авианаводчиками и разведкой. А танкетки расстреливаются с воздуха автожирами, страдают от нехватки бензина и так же, как артиллерия, недостатка боеприпасов. Самолётов уже осталось меньше половины, и пилоты не могут сражаться с автожирами.
— Ну, так надо научить! — стукнул кулаком по столу Муссолини.
— Парагвайские казаки учили своих стрелков и пилотов больше пятнадцати лет и, по–видимому, патронов и бензина не жалели, — спокойно возразил маршал. — Пулемёты у них гораздо дальнобойнее, даже ещё и крупнокалиберные снайперские винтовки имеются. Кроме того,
