- Да, черт меня побери, граф! У нас же такой козырь на руках, прости меня Господи за богохульство! Наследник российской Империи убит польскими заговорщиками. Поль-ски-ми, - по слогам повторил я. - Разве этого не достаточно?
- Для русского дворянства - вполне. По крайней мере, вслух шляхте сопереживать никто не осмелится. А вот для Европы…. Положим, Австрия и Пруссия, промолчат - поддерживать поляков им не с руки. У самих рыльце в пушку. А кто нам поручится за Францию и Британию? Англичан вообще ничто не сдерживает. Русского флота в Северо-Американских Соединенных Штатах больше нет*. Не думаю, что стоит уповать только на то, что раз был убит внук Виктории, то в Лондоне откажутся от своих интересов. Вслух они нам, конечно, посочувствуют, напишут гневную статью в Таймс, а может даже раскошелятся на две. Но это не очень помешает им, спустя год, повторить высадку в том же Крыму. Общественное мнение оно штука переменчивая. Сегодня одно, завтра другое, - Игнатьев вздохнул. - Как бы ваша демонстрация англофильства с отводом флота из Северной Америки не вышла нам боком. И это я ещё молчу о Франции.
- Франция…, - я ненадолго задумался, - сыграем на старом соперничестве двух великих держав. К чему плодить лишние сложности? Тем более что сожалеть об охлаждении отношений с Францией и её напыщенным монархом нам точно не стоит. Вы не могли не читать, как через губу отвечал на все наши предложения Наполеон III в 1871 году, даже когда уже проигрывал войну Пруссии. Не стоит ожидать, что наши отношения на этот раз будут лучше без всяких на то причин. А причиной может послужить разве что добрая встряска всего французского генералитета, а заодно и монарха. Они сейчас просто галлюцинируют по поводу своей несокрушимости. Жаль только, что прусский приклад разобьет им розовые очки сразу вместе с лицом.
- Ваше Величество, вы по-прежнему хотите продолжить последовательную проанглийскую линию? - Игнатьев на мгновение задумался. - Это вполне может принести нам успех. Польша для Британии не такой уж лакомый кусочек чтобы вот так вот явно отталкивать от себя такого союзника как Россия с проанглийским монархом. Тем более, не стоит забывать и такой немаловажный момент, что поляки больше смотрят в рот французам, чем англичанам, - Игнатьев задумался. - Да, пожалуй, должно получиться, хотя риск, и немалый, все же остается.
- Кто не рискует, тот не пьет шампанского, - философски заметил я. - К тому же, думаю, что наш риск значительно вами преувеличен, граф.
Мы надолго замолчали.
- Не слишком ли испортится наша репутация в Европе? Это стоит того? - снова выразил сомнение Игнатьев, хотя я чувствовал, что мои аргументы уже убедили его.
- Граф, мы отодвигаем всякую возможность нового бунта в Польше на неопределенный срок. Мы очищаем наши восточные области с русским населением от польского влияния, попутно устраняя большую часть носителей идей польской независимости. Да что там! На территориях Северо-Западного края польское влияние будет стремиться к нулю. Активистов станет не хватать на само Царство Польское. Я уж не говорю про то, что казна сейчас находится просто в плачевном состоянии. Не к этому ли вы все апеллировали, когда я хотел отменить выкупные платежи? Ну и, наконец, всю недовольную, чрезвычайно многочисленную и гонористую шляхту я собираюсь использовать на укрепление государства Российского. Угадайте как, граф? - зло усмехаясь, обратился к нему с вопросом я.
- Не знаю, Ваше Величество, - пожал плечами Игнатьев. - А разве не Сибирь сошлете осваивать? - Николай Павлович немного удивился.
- Нет. Точнее не сразу. Пусть сначала десяток лет на стройках железных дорог поработают. А там посмотрим.
- Ваше Величество, вы представляете себе, КАКИЕ у нас могут быть проблемы с организацией рабочих лагерей для заключенных? Это вам не двадцатый век! Люди ещё не доведены до той степени озлобления как после всех прелестей Первой Мировой и Гражданской войн. Признаюсь, мне с трудом удалось заставить себя поверить, что все могло быть так, как выходит по вашим материалам. Мое мнение, что в случае организации таких работ вой будет стоять по всей Европе, да и внутри страны недовольство будет ощутимое. Я уже не говорю про проблему с охраной.
- Сконцентрируем все работы на приведение в надлежащий вид Петербуржско-Варшавской железной дороги* и на постройке дороги к Екатеринбургу. Попробуем объяснить все работы беспокойством об удобстве переселения семей…. Не знаю. Придумаем что-нибудь.
- Хорошо бы это что-нибудь придумать ДО создания трудовых лагерей, - проворчал Игнатьев.
Мы ещё немного обсудили подробности, прикинули порядок доходов от конфискаций, после чего Игнатьев умчался приводить задуманное в жизнь. Я же, посидев ещё немного, одним глотком влил в себя полстакана коньяка и, не раздеваясь, завалился спать.
Однако просто так уснуть оказалось выше моих сил. В голову, перебивая сон, одна за другой, лезли мысли. Зачем, ну зачем я так спешил? К чему эта шапкозакидательская рубка сплеча? Неужели трудно было повременить год-другой с некоторыми непопулярными реформами? Тоже мне сердобольный ты наш правдолюб! Нет бы получше закрепиться на троне, озаботиться непробиваемой защитой и тогда… но нет ведь, поспешил. А ведь знал же, знал, про дворянское недовольство крестьянской реформой. Так нет же, ещё и масла в огонь подливал! Помещичьих крестьян перевести на выкуп быстро хотел. С повсеместной отменой временнообязанного состояния само собой. Да что там на выкуп перевести, я вообще выкупные платежи отменить поначалу рвался. А меня вот взяли и прямо так в лоб и спросили. А откуда вы, батенька, в казну лишние 80-90 миллионов в год возьмете? Чем платежи замещать будете? Так и остались мечты о светлом образе в памяти народа на бумаге, то есть в манифесте, что в нижней шуфлядке стола с другим мусором пылится. Хотя… если дело с Польшей выгорит, наверное, мой манифест ещё может увидеть свет.
Я перевернулся на другой бок и попытался, наконец, уснуть, но, кажется, плотину самобичевания в моей голове прорвало, и заткнуть её никак не получалось.
Ну зачем были нужны эти мои непременно срочно необходимые налоги на недвижимость, наследство, увеличение налога на землю и другие непопулярные шаги, вроде той же метрической системы? Кто просил меня так лететь? Как молодой жеребец закусил удила. Говорили же, отговаривали…. Но нет блин!
'Лавры Петра Великого покоя не дают' - вспомнил доложенную мне Игнатьевым фразу. А что, очень похоже.
Глава 3. День первый. Вечер.
17 февраля с 14 часов до 16 часов
Круглая мертвенно-бледная луна заливала мой кабинет жестким, призрачным светом. Кажется, такие ночи называют 'волчьими'. Не зря, наверное. Мне и самому сейчас больше всего хотелось завыть на луну. Высвободить всю накопившуюся ярость, боль и злобу в одном длинном, протяжном вое. Однако я молчал, лежал на диване и смотрел в окно. Да и что тут говорить.
