Может показаться странным, что слово «евреи» не вызывало у меня воспоминаний о великих древних царях, воинах, пророках – хотя я достаточно долго штудировал Писание под присмотром отца Амвросия. Но нет – Давид, Соломон, Исайя в моем представлении связаны были больше с нынешним христианским миром. Евреями же были ростовщики, торговцы и ремесленники, о которых рассказывали всякие малопривлекательные истории. Впрочем, и их-то, эти истории, я слушал вполуха.
Остановился я лишь на опушке леса, пробежав добрых два лье. Только здесь наконец-то я перевел дух и попытался привести в порядок собственные мысли. Мне это давалось с трудом. Я не хотел быть евреем, не хотел этого позорного положения! И чем больше я думал над словами отца, тем сильнее становилось мое желание бежать. Бежать из этого дома, от этого прошлого. Я понимал, что между мною и службой в королевской гвардии отныне вставала стена темного происхождения. Но в конце концов я надеялся добиться желаемого своими достоинствами! Я прекрасно ездил верхом, стрелял из мушкета и пистолета, фехтовал, плавал и бегал – словом, хорошо владел теми пятью искусствами, которые необходимы мушкетеру. И значит, поступив на военную службу в обычный полк, я буду вполне способен показать себя настоящим солдатом – а там смогу перейти в гвардейскую роту. Конечно, я понимал, насколько этот путь окажется сложнее и, возможно, дольше. Но даже смерть на поле брани представлялась мне сейчас соблазнительнее любого будущего, так или иначе связанного с отчим домом и этой ужасной подземной комнатой, пол которой покрыт ровным слоем речного песка.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
в которой я узнаю о таинственном незнакомце
До позднего вечера, углубившись в лесную чащу, я бесцельно бродил меж деревьев и кустарников. Дальнейшая жизнь теперь, после разговора с отцом и тех постыдных тайн нашего семейства, о которых я узнал, представала напрочь лишенной смысла. Я задыхался, словно мне не хватало воздуха. Наверное, так чувствует себя рыба, подсеченная удачливым рыболовом. Ярость требовала выхода, и я принялся рубить шпагой молодой кустарник.
Не могу сказать, что это помогло, – я нисколько не успокоился, но изрядно устал. Увидев, что на клинке появились небольшие, но вполне заметные зазубрины, я наконец остановился. Спрятав шпагу в ножны, я сел у большой липы и оперся спиною о теплый шершавый ствол. Вместо бесцельных прыжков и невнятных возгласов следовало подумать о том, что делать дальше. Господин Авраам де Порту справедливо пользовался репутацией человека твердого. Я даже не надеялся его переубедить. Да, кроме того, в открывшихся обстоятельствах это казалось бессмысленным. Но принять просто и покорно и новость, и уготованное отцом будущее я не мог и не хотел. Оставалось одно: отказаться от прошлого и нарушить волю отца. Нынче же на рассвете покинуть Ланн, никому ничего не говоря и полагаясь в дальнейшем только на собственную удачу, в которую я верил так же, как и все мои сверстники. Будут ли от меня требовать документы о дворянском происхождении, я не знал. Даже если так – что мешает мне сочинить историю о краже или что-то в этом роде? И кто осмелится упрекнуть меня в том, что я ношу красные каблуки, не рискуя напороться на мою шпагу? Нет, это обстоятельство смущало меня куда меньше, чем отсутствие денег.
Такое решение меня немного успокоило. Уже без особой спешки я вернулся домой. Отец уехал по делам к соседям – г-дам де Баатц, чье поместье находилось примерно в четырех лье от Ланна. Об этом, к большому облегчению, я узнал от конюха Гийома. К облегчению – потому что я побаивался встречи с отцом и возможного нового объяснения. В глубине души я все-таки испытывал некоторое смущение от того, что собирался бежать из дома. Кроме того, отец был чрезвычайно проницательным человеком, я же, напротив, наивным и несдержанным. Вряд ли мне удалось бы утаить от него свой план.
Войдя в дом, я поспешно поднялся по лестнице в свою спальню. Я хотел лечь спать пораньше, с тем чтобы ночью тайком пробраться в правую башню, в оружейную комнату за всей необходимой мне экипировкой. Поразмыслив немного, я решил отказаться от мушкета. Вместо него я остановился на двух пистолетах и небольшом запасе пуль и пороха. Там же, в правой башне, хранились запасные седла, подпруги и уздечки. Кроме того, я хотел подобрать запасной клинок к шпаге. Из тайника, сделанного в полу под кроватью, я извлек полотняный мешочек со своими сбережениями. В мешочке оказалось некоторое количество французских и испанских монет различного достоинства – сумма, примерно равная пятидесяти ливрам. Не так плохо, хотя, конечно, недостаточно для жизни в Париже. Но я знал, что не смогу обратиться к отцу с просьбой о деньгах.
Я быстро разделся и лег в постель, поблагодарив судьбу за то, что ход в квадратную правую башню находился рядом с дверью моей спальни. Сон долго не приходил, а когда наконец веки мои потяжелели и сомкнулись, я словно провалился в черный колодец.
Из этого колодца меня извлекли громкие голоса, доносившиеся со двора. Открыв глаза, я обескураженно убедился в том, что солнце давно встало, и никакие вчерашние планы насчет ночного тайного проникновения в башню исполнить мне не удалось. Днем же эта затея представлялась невозможной. Таким образом, отъезд мой откладывался как минимум на сутки. Подойдя к окну, я выглянул во двор. Внизу я увидел старого слугу отца – папашу Селестена, напряженно всматривавшегося в окно. Увидев меня, он возбужденно замахал руками и крикнул:
– Сударь! Господин Исаак! Ваша милость! Прошу вас, скорее спускайтесь!
Выглядел старик чрезвычайно встревоженно, а стоявшие рядом с ним молодые слуги – Гийом и Жак – растерянно оглядывались по сторонам, словно ожидая чего-то. Окончательно я проснулся, когда заметил, что Жак держит старую пищаль, а в руке Гийома – алебарда.
Одеться и прихватить с собою шпагу, лежавшую у кровати на стуле, было делом нескольких мгновений. Через минуту я уже скатился по лестнице во двор. Селестен бросился ко мне. Его лицо выражало высшую степень тревоги.
– Что случилось? – спросил я.
– Ах, сударь, – быстро заговорил Селестен, – я тревожусь из-за мессира де Порту. Тот человек показался мне недобрым, а ушли они оба уже довольно давно, и оба – при шпагах…
– О ком ты говоришь? – Сердце мое сжалось от недоброго предчувствия. – Что за человек?
Из сбивчивого рассказа старого слуги выяснилось, что рано утром к усадьбе подъехал одинокий всадник. Плащ и шляпа его были покрыты слоем пыли, из чего следовало, что он приехал издалека. Первым его увидел Жак, вышедший задать корм коням. «Это усадьба господина де Порту?» – спросил незнакомец. Жак ответил утвердительно. «Господина Авраама де Порту?» – уточнил незнакомец. Жак подтвердил и это. Тогда незнакомец спешился, приказал Жаку подержать коня, а сам направился к дому. Тут ему преградил дорогу вышедший как раз в это время Селестен.
