6 марта 1950 года.
Награждение началось ровно в 12–00. Прозвучал гимн СССР. Первым вышел за наградой генерал Устинов.
Мы с Катей были в конце списка. Перед нами награды получали работники «Трёхгорной мануфактуры». За стригальщицей Комиссаровой вызвали Екатерину Кузнецову, а следом и меня. Усталый Шверник автоматом сказал, что нужно, а потом, видимо, признав, поблагодарил за игру сборной. Следом за мной шёл изобретатель Танцюра. Замыкающей была Татьяна Толмачёва. Родная сестра моего знакомца Гранаткина получила орден «Знак Почёта» за многократные победы на первенствах СССР по фигурному катанию. Шутливо спросила меня:
— Может быть перейдёте из хоккея к нам? Катаетесь Вы хорошо, а от хороших партнёрш отбоя не будет.
— За ним итак пол-Москвы бегает, — пошутила счастливая Катя.
Катин родственник оператор Павел Касаткин договорился со своим знакомым снимавшим для хроники. Так, что кусок копии награждения будет.
Собрались в кучку на вокзале. Я, Колобок, Бубука, Саня Иванов из Ленинграда, врач Нина Граевская и товарищ Лёва Булганин. Колобок метнулся за пирожками. Но, с такой хитрой рожей обычно за водкой бегают. Четверка страждущих займёт отдельное купе, а мы с Ниной поедем с соседями рядышком. Захотелось тупо соскочить с пьянки. Мне же нужно быть завтра во всей красе.
Невдалеке закончился митинг, и молодёжь под оркестр строем потянулась к вагонам.
— На строительство Горьковской ГЭС едут. По комсомольским путёвкам, — сообщил мне представительный мужчина и вопросительно посмотрел.
Шелепин. Как дальше? Блин, нужно дневник завести и всё записывать.
— Юрий Жаров, — представился я — Мы с Вами на дне рождения у Мстислава встречались.
— Ага, — подтвердил Лёва, — мне тогда ещё магнитофон не дали нести.
— Шелепин Александр, Второй секретарь ЦК ВЛКСМ. Мы в цэка матч смотрели. Переживали очень, но водки всё равно не хватило. Извините, мне пора.
К Лёве, жадно пившему лимонад на заснеженной скамейке, потихоньку подошёл лохматый пёс. Псина с минуту назад выпрыгнула на перрон с железных ниток уходящих вперёд и влево. Нос озабоченной морды с шумом втягивал воздух надеясь на подачку. Лёва поставил пустую бутылку под лавку для сборщиков стеклотары и, глянув на пса, развёл руки в стороны. Мол, нету ничего. Затем летун, что-то вспомнив, полез в портфель. Достал свёрток, из которого выудил четыре кусочка докторской зажатых двумя ломтями хлеба. Хлеб отправился назад в свёрток и в портфель, а два розовых куска легли на асфальт. Пёс деловито посмотрел по сторонам, убедившись в отсутствии конкурентов, и, весело завиляв хвостом, за пару секунд сожрал лакомство. Лёва, поражённый скоростью принятия пищи, протянул животине ещё кусок, прожёвывая во рту, вставший колом безсоевый кусок. Пёс в этот раз жевал аристократически, видать в прошлой жизни тоже был мажором. Тут подбежал Колобок с пакетами и подозрительно оттопыренными карманами. Наша компания, собрав вещи, двинула на посадку.
В вагоне моё купе было вторым. В первом сидели два довольных морячка и две улыбающиеся девушки.
Повезло ребятам… и девчатам.
Спортсмены мои плюс Лёва заняли третье купе. Граевская, представившись капитаном медицинской службы, вышла из мужского купе. Я, глядя на хитрые физиономии парней, сказал:
— Я не участвую. Без фанатизма здесь.
— Мы меру знаем, — ответил за всех Лёва, — Культурно отдыхать умеем.
Через ещё не закрывшуюся дверь, я услышал лёвино «Доставай!».
— Нина Даниловна, — обратился я к расправлявшей складку на юбке женщине, — Я тут про спортивную медицину написал. И план работы на первые три месяца. Посмотрите.
Снисходительно-жалеющее выражение лица молодой учёной по мере чтения становилось вопросительно-восхищённым.
— Это всё… Это мы с Вами будем в Горьком… — захлебнувшись от эмоций строгая дама стала похожа на восторженную школьницу.
— Нет, Нина Даниловна, — обрезаю, — Это Вы всё устроете и организуете. Вам помогут. Я договорюсь.
В этот момент поезд дёрнулся и в купе ввалились двое — парень и девушка.
Закинули наверх сумки и гитару в чехле. Девушка представилась:
— Людмила Хитяева. Актриса Горьковского театра драмы.
Заметил, как её спутник скривил рот в усмешке.
— А это, Женя, — продолжила выступление актриса, — Ему двадцать три, а выглядит на все тридцать.
Худой, в поношенном пиджаке с вытянутыми на коленях брюками, парень действительно выглядел не очень.
— Этого комика даже в ТЮЗ не взяли. — продолжает начинающая примадонна, — Типа старик уже детишек играть. У него в спектакле две реплики, но он их так подаёт, что над его матросом зрители смеются в голос. Если б Саша Палаесс наш герой-любовник не заболел, не видать бы Женьке Москвы. Впрочем, после нашего провала, ему её и так не видать.
Смутнознакомое лицо парня лучилось улыбкой, пока подруга задвигала речь. Потом он встал и скромно представился:
— Женя. Женя Евстигнеев.
— Что Вы рот открыли, товарищ лётчик, — улыбается мне девушка-симпатяшка, — Спутали Женю с кем? (теребит остатки его шевелюры). Этого ни с кем не спутаешь. Работяга из рабочих, а поди ж ты, ударником в ансамбле джаз наяривал, пока в театр не попал. Вы любите театр? (пододвигается ближе) А девушка у Вас есть? (ещё ближе) А где Вы в Горьком остановитесь?
Я отодвигаюсь, и говорю:
— Я в заводскую футбольную команду еду. С жильём они решают… Евгений, (киваю на верхнюю полку) играете?
Тот улыбнулся, склонив голову:
— Играю. Джаз знаете ли люблю. А то как Вы на инструмент посмотрели… Сыграйте, Юрий, И зовите меня Женей. Евгений это слишком официально. Меня так цеховой мастер звал, когда собирался обматерить за брак.
Я взял гитару, Расчехлил. Немецкая. Начал играть что-то ритмическое перескакивая с темы на тему. У Жени загорелись глаза и он взяв со столика вилки начал отбивать ритм…
(https://youtu.be/U6H2A9sZn2g?t=1 Евгений Евстигнеев и Пётр Тодоровский — Джаз-композиция)
Граевская захлопала, улыбаясь:
— Женя, за Вами после танцев девушки наверное бегают.
— Бегают, дуры, — отвечает артистка, — только как узнают, что он студент да ещё вожатый в пионерском лагере. То есть гол как сокОл. Бросают.
— Нет… Это знаете ли я их… — войдя в какую то роль, махнув рукой, гордо говорит Евстигнеев, — А вы, Нина Даниловна, замужем?
— Нина. Называйте меня Нина, — зарделась капитанша, — Замужем.
— И кто у нас муж? — с нажимом спрашивает Женя, помахивая вилкой и беря нож со столика.
— Полковник медицинской службы.
Артист нарочито удивлённо пугается. И, приглаживая ладонью залысины, под смех присутствующих выдаёт:
— Предупреждать надо.
В разговоре выяснилось, что Люда тоже студентка театрального училища. Что она с Женей ехала в Москву на просмотр во Дворце культуры автозавода ЗИСа. Людин папа в конце двадцатых вместе с Лихачёвым поднимал завод на мировой уровень. Директор ЗИСа в новогоднем разговоре пообещал устроить дочь старого друга в заводской театр. Но, на месте оказалось, что на заводе открыли дело против евреев-специалистов. Лихачёва тоже допрашивали. Помощник директора посоветовал «валить отсюда, пока не забрали». В заводском ДК слушать не стали, попёрлись в театр-студию киноактёра. Там профессор ВГИКа Борис Израилевич Волчек (из-за строительного ремонта в своём институте) просматривал студентов и актёров. Люда Хитяева показала Лисену из «Учителя танцев» на что мэтр заметил:
— Зельдин свою Островскую с этой роли не даст убрать. Разве что в дублёрши…
В дублёрши Люда не хотела. А Женя на прослушивании сказал три слова из монолога Брута и остановился уставившись на профессорскую дочь. Сказал, что забыл и прочтёт другое. Произнёс какой-то белый стих и с позором удалился. Но, как оказалось дочка успела написать адрес на бумажке и вручила этому клоуну. Евстигнеев кивал, улыбаясь.
