Но в тот раз удалось уйти, обманув британского капитана отходом на север почти к самой границе плавучих льдов. Как оказалось, только для того, чтобы получить новое, абсолютно самоубийственное приказание, отягчённое почти полным отсутствием горючего и припасов, потраченных на долгий манёвр уклонения.
Получив приказ самым важным "командирским шифром", Ганс пытался возражать, ссылаясь на отсутствие топлива для дизелей, но следующая шифрограмма была подписана самим Деницем. "Я не бросаю своих людей! Иди и топи!", - гласил приказ. Пришлось разворачиваться и идти к британскому конвою, оказавшемуся в пределах их досягаемости. А на вопросительные взгляды своих людей отвечать, что адмирал обещал прислать спасательное судно. Такие случаи уже были, что вполне успокоило экипаж и переключило его внимание на поиск столь важной цели, что пришлось на её перехват посылать практически не боеспособную лодку. А цель того стоила! Никому из подводников, включая командира, не приходилось в своей жизни видеть такой громадный танкер. Становилось понятно, почему англичане загнали его так далеко на север, рискуя прокладывать маршрут среди плавучих льдов.
Осмотрев построение конвоя, Ганс пришёл к выводу, что шанс у них есть, но придётся рисковать, нанося удар под прикрытием льдин и небольших айсбергов, что было опасно само по себе. Но другого способа он не видел, и дал команду выходить на цель. Залп дали из надводного положения всеми четырьмя носовыми торпедами, стараясь гарантированно поразить цель. Потекли секунды ожидания. Но первая торпеда прошла мимо, вторая попала в форштевень танкера, практически оторвав его, но не нанеся громадной посудине смертельного удара. Зато последние две вошли точно в середину корпуса с минимальным интервалом в десять секунд. Громадная огненная вспышка разломила корабль, подсветив низкие облака хмурого северного неба. Несколькими секундами позже пришёл тяжкий звуковой удар, заставив присесть всех, кто в данный момент находился на мостике.
"Срочное погружение", - прокричал Ганс, скатываясь вниз по трапу. Свалились вслед нему и все остальные. Заскрипели кремальеры люков, а лодка уже шла на глубину в напрасной надежде, что её не заметили.
Заметили! И отметили вниманием не менее сотни глубинных бомб, которые непрерывно преследовали лодку более тридцати часов. Не помогали ни манёвры, ни попытки прикрыться особо крупными льдинами. Англичане решили, во что бы то ни стало, отправить на дно их злополучный экипаж. И не жалели взрывающихся в опасной близости от подлодки гостинцев. Вскоре на борту не осталось ни одной целой лампочки, разлетелись даже плафоны аварийного освещения. Люди работали на ощупь, радуясь тому, что в курс их подготовки непременно входила тренировка в полной темноте.
Начала сказываться усталость. Британцы наверху могли меняться, чередуя охотящиеся на них корабли. А вот экипаж немецкой подлодки мог надеяться только на себя.
Гансу всё стало ясно ещё при взрыве танкера. Высокооктановый авиационный бензин, да ещё в этаком количестве, такая добыча, что оправдывает гибель нескольких таких лодок, как его, вместе с их человеческим содержимым. И отдавали им приказ об атаке на конвой прекрасно понимая, что никаких шансов уйти у его экипажа нет.
Но сдаваться он не собирался. Заскользил под кромку льдов, прикрываясь нагромождением мелких айсбергов, повернул на запад, несколько часов шёл в том направлении, но всё же оторвался, дав возможность всплыть только, когда окончательно иссяк заряд аккумуляторных батарей, а воздух стал почти непригодным для дыхания.
А затем его лодка устремилась на юго-восток, стараясь, как можно больше, сократить расстояние до спасительного норвежского берега. Они уже надеялись, что, в очередной раз, обманули злодейку судьбу, когда топливные цистерны показали дно. А до ближайшей точки побережья оставалось ещё больше пяти сотен миль.
Отправили сообщение о своем положении и стали ожидать помощи, но раньше долгожданного танкера появились английские самолёты. Беспомощную лодку забросали бомбами прежде, чем они постарались уйти под воду на последних остатках заряда аккумуляторов. Появились пробоины в корпусе, экипаж срочно выбрался на палубу, но только для того, чтобы подвергнуться расстрелу из пушек и пулемётов.
Стрелял из зенитного пулемёта по британцам инженер. Прятались за надстройку ещё уцелевшие моряки. Медленно уходила в пучину лодка, бывшая их ненадёжным домом всё это время. Отрешённо глядел на свинцового оттенка волны Ганс, прикидывая, как долго смогут продержаться в холодной воде уцелевшие.
Английские самолёты вскоре ушли на свою базу, оставив посреди моря два десятка уцелевших при обстреле моряков, из сорока двух, составлявших полный экипаж их подлодки седьмой серии. Медленно потекли минуты и часы ожидания неизбежной смерти, от которой вряд ли бы спасли маленькие индивидуальные спасательные плотики. Первыми умерли раненые. Затем один за одним переставали подавать признаки жизни те, кого Ганс мог наблюдать недалеко от себя. Сам потерял сознание часа через три, окончательно придя к мысли, что всё кончилось.
Пробуждение было жутким. Ныло всё тело, застывшее за долгое время пребывания в холодной воде. Выбивали мелкую дробь зубы. Плавали перед глазами туманные разноцветные пятна. Настойчиво стучались в уши непонятные звуки. Наконец, чьи-то сильные руки смогли разжать ему зубы и в горло потекла спасительная огненная влага. Ганс забылся в очередной раз.
Следующее пробуждение было не столь мучительным физически, как морально. Бывшему капитан-лейтенанту немецкого подводного флота сообщили, что он и пятеро его людей находятся на борту советского судна на положении... военнопленных! Так как Германия за время его небытия успела напасть на Советский Союз.
А дальше был удачный прорыв в Мурманск мимо кораблей и подлодок Кригсмарине. А затем камера в НКВД и долгие разговоры с людьми, которые умели убеждать, если им это было необходимо.
Ганс перевернулся на другой бок и забылся чутким сном.
На ходовом мостике линкора было довольно малолюдно. После прохождения опасных своей узостью Датских проливов, адмирал отправил отдыхать всех, кто не особо был нужен для управления кораблём в открытом море. Удалился и сам адмирал со своей свитой. Откровенно говоря, мог оставить мостик и капитан цур зее Линдеман. Штурманская группа справится с прокладкой курса и без его личного присутствия, но что-то удерживало капитана на месте. Какое-то неясное предчувствие беды, не раз приходившее к нему в опасные моменты жизни. Впрочем, не всегда оно, действительно, предрекало что-то плохое. Хорошо хоть шторм начал стихать, и видимость увеличилась до приемлемого расстояния.
