потребовал:
— Эй, служивые, пропустите АРИСТО! Я желаю вблизи узреть, как враги России захрипят в петле!
— Места в первом ряду от ста тысяч рублей, мой господин, — ответствовал офицер, — И их осталось только три.
— За то, чтобы увидеть смерть предателей — готов заплатить хоть миллион, — заявил я, доставая смартфон, а потом приказал Шаманову:
— Ты остаешься, брат.
Шаманов не стал спорить, а просто кивнул и растворился в толпе.
— Ваше имя, господин, — потребовал офицер.
— Я барон Нагибин, а вот это мои две жены — Маша и Антуанетта.
— Чего? — глаза офицера были скрыты за пуленепробиваемыми очками, но я готов был поклясться, что даже выражение очков у него было сейчас удивленным, — Две жены?
— Две жены, — подтвердил я, — И я плачу за каждую. Они у меня с детства мечтали поглядеть, как вешают людей.
— Да это ж Нагибин, — хмыкнул стоявший рядом полицейский, — У него правда две жены, господин полковник. Я про него статью на пикабу читал — барон у нас единственный официальный двоеженец в Империи.
Я очень надеялся, что на пикабу не написали, что я не только двоеженец, но еще и изменник, собиравшийся сегодня спасти государственных преступников, приговоренных к смерти.
И, судя по всему, мои надежды оправдались — ибо полицейские взяли с меня девятьсот тысяч рублей и пропустили без всяких проблем. Даже принцессу никто из них не узнал.
Вообще таскать с собой принцессу было не лучшей идеей, но я счел необходимым взять её на тот случай, если возникнут проблемы не с силовиками, а с собравшейся толпой народа. В этом случае будет очень кстати иметь рядом Багатур-Буланову из Императорского клана.
Как только мы прошли шлагбаум, принцесса тут же надела шляпу с широкими полями, скрывавшую её лицо. Эту шляпу она захватила с собой по моему совету — а то будет неудобно, если палач вдруг узнает в одной из зрительниц казни близняшку той принцессы, которую сегодня казнят.
Теперь мы оказались уже на самом лугу перед Иоанновскими воротами. С двух сторон этот луг окружала Нева, с третьей был мост, по которому мы только что перешли, а с четвертой Петропавловская крепость. В принципе идеальное место для казни, бежать осужденным здесь некуда.
Впрочем, я сейчас и сам ощутил себя отчасти осужденным — ибо вместе с женами оказался в загоне, огороженным сетчатым стальным переносным забором. И ближе к виселице меня уже никто ни за какие деньги не пустит. Прикольно. То есть по факту я заплатил миллион рублей, чтобы постоять десять минут в загончике — пожалуй, не самая лучшая сделка в моей жизни.
Остальные русские магократы, видимо, полагали также, потому что я их тут не наблюдал. Вместе со мной и моими женами в загоне стояло только человек двадцать бородатых купцов, некоторые из которых тоже пришли с супругами, а еще ровно три магократа — первый был волосатым и растрепанным, второй пухлым и низеньким, а вот третий — высоким красавцем, напоминавшим араба.
— О, нет, — прошипела принцесса, — Вот дерьмо! Плохо, муж. Очень плохо.
— Да что такое-то?
— Маги — вот что… Один Жаросветов, второй Дубравин, а третий — это Андрей, администратор Павловского дворца. Он Багатур-Буланов, он меня знает, хорошо.
— Ну так опусти глаза, натяни шляпу на голову и не отсвечивай, любовь моя, — тихонько посоветовал я принцессе.
Я попытался пристроиться в уголке огороженного пространства, но мне это не слишком удалось — загон был площадью всего метров в тридцать. Так что все богатые зрители стояли близко, как на футбольной трибуне.
И трое магократов уже полезли жать мне руки. Я решительно затолкал Ладу к самому забору, закрыл её собственной спиной и Машей, а сам широко улыбнулся новым знакомым:
— Барон Нагибин, господа, к вашим услугам!
Жаросветов, Дубравин и Багатур-Буланов пожали мне руку, мы обменялись парой любезностей. На Ладу, к счастью, всем было насрать, ибо пришли сюда все поглазеть на другую Ладу — ту, которую будут сегодня вешать.
Впрочем, это скорее относилось к купцам — те азартно обсуждали грядущую казнь, даже вроде бились об заклад, кого повесят первым. Было видно, что мужики и даже их жены находятся в искреннем восхищении, что сейчас у них на глазах казнят нескольких АРИСТО.
Ох и по скользкой дорожке пошёл Павел Стальной — так и до бунта недалеко. Сначала купцы радуются казни магократов, а там глядишь уже порадуются и смерти самого Императора.
Павел Стальной сегодня нарушил все сословные традиции Империи, позволив быдлу смотреть на казнь благородных — вот почему эти купцы такие радостные. И вот почему никто из АРИСТО поглядеть на казнь не пришел. Никто, кроме Жаросветова и Дубравина — представителей ближайших к самозванцу кланов, которые просто вынуждены были придти, чтобы не обидеть Государя.
Что же касается Багатур-Буланова, то этого, судя по всему, Павел Стальной пригнал сюда развлекать остальных немногочисленных зрителей-АРИСТО. Вот только выходило у него не очень, вид у Андрея Багатур-Буланова был откровенно несчастным.
— Глядите! Начинается! — пробасил бородатый и сильно пьяный купец, тыча в сторону виселицы жирным пальцем.
Но ни хрена не начиналось. Этот купец призывал поглядеть, как начинается, уже третий раз, на часах было уже пять минут девятого, а казнь все не стартовала. Может что-то пошло не так? А вот леший его знает…
Я быстро и внимательно осмотрелся, изучая диспозицию. В принципе я особо не спешил — ведь перед казнью должны еще зачитать приговоры и произвести другие формальности. Так что действовать еще рано, даже если предположить, что казнь начнется прямо сейчас.
Эшафот торчал в самом центре луга и представлял собой современную металлоконструкцию с раздвижным дном. Веревки уже были готовы — все восемь. Они болтались на длинной стальной перекладине — прочные и выкрашенные в траурный черный цвет. Вот эти веревки точно не порвутся, как это было во время казни декабристов, здесь же у Петропавловки… Стоп. Восемь веревок. Почему восемь?
Я еще раз пересчитал их — ошибки не было.
Я подтащил к себе поближе моих жен и прошептал:
— Какого хрена восемь веревок? Принцесса, Словенов, Чен и четверо Корень-Зрищиных.
