дорожку к домику.
— А если бы мы не догадались?
— Ну, тогда бы Елене Петровне пришлось бы посидеть на голодном пайке подольше. Вы же все равно собирались проверять все дачные домики? Рано или поздно вы бы на него наткнулись.
— Откуда вы знаете?
— Предположил… я бы именно так сделал.
Я продолжил свой рассказ, не давая Светлицкому слишком много времени на размышления.
— Кроме того, — продолжил я. — Вы свое алиби решили усилить, подсунув Приходько фотографию Рубилина, и потребовали дать его описание, когда ее спросят о похитителе. Но почему именно его? Непохоже, что вы его ненавидели… Вы же не знали, что он и есть тот самый Туз, за которым вы охотились много лет. Нет, такое удивление не сыграть.
— Не знал, — вздохнул Светлицкий. — Но посчитал, что этому балбесу все равно ничего не будет. Помурыжат и выпустят. Изначально я, конечно, хотел подсунуть фотографии Ковригина, но вспомнил, что он тоже был у вас задержан и уже не подходил на роль похитителя Приходько… Жаль, конечно. Поэтому остановился на Толе. Не сказать, что он мне нравился. Парень был при деньгах, но волочился за моей дочерью. Я видел, что Варя с ним играет, и, в конце концов, бросит. И в последнее время я, что ни говорите, все же подозревал, что Толя как-то связан с Тузом. Конечно, я и подумать не мог, что он им и окажется. И еще у меня был план — если бы вы Толю прижали из-за того, что на него указала Приходько, он стал бы сговорчивее. Я попытался бы у него выведать насчет Туза, в обмен на помощь с тем, чтобы его отмазать от мокрых дел. Но кто же знал, что все так обернется.
Его тон меня взбесил. Я, не сводя с него взгляда, холодно и четко спросил:
— Почему вы убили троих людей?
— А вы не знаете?
— Знаю, — кивнул я. — Но хочу услышать это от вас.
— Чтобы привлечь внимание к Тузу. Все убитые были его приспешниками. Даже правдолюб-фронтовик Парамонов скурвился и влился в их торговую мафию. Меня из-за него и турнули на пенсию, когда я вскрыл некоторые неприглядные моменты на швейном производстве. Он был моим первым, — Светлицкий поднял взгляд к потолку, вспоминая. — Поначалу мне просто хотелось отомстить. Убить так, чтобы никто не понял, что это убийство. Я пришел к нему вечером и, под дулом пистолета, заставил его вздернуться на собственной люстре.
— Пистолета? — нахмурился я. — У вас есть пистолет? Мы не нашли при обыске.
— Он в тайнике, — ухмыльнулся Светлицкий, — его трудно найти. Но я вам покажу, чего уж теперь.
— Продолжайте, — кивнул я.
— Парамонов повесился, а потом я подумал. Какого черта я-то прячусь, как заяц? Ведь я прав. Гад заслуженно сдох, обо мне должны услышать люди… и нелюди. Пусть боятся и ждут своего часа. Тогда я сделал так, чтобы стало ясно, что это убийство, а не суицид. Совсем как в моей книге. Стол отодвинул из-под трупа, стер на нем невидимые следы. А сам вышел через балкон. Хлопнул дверью посильнее, и он закрылся. Шпингалет там подклинивало, но если закрыть дверь с силой, то он падает вниз и запирает балкон. И тогда меня осенило… Раз я не могу добраться до Туза, то пусть мне помогут другие. Те, кто приедет расследовать смерти его приспешников. Они поймут, что в городе орудует теневая мафия. Оставалось только убить еще несколько человек из его окружения — пусть они умирают один за одним. Но вот загвоздка, Туз всё так организовал, что никто не знает, что убитые работают на него… И эпизоды не объединят в серию. Из-за одиночных убийств вряд ли бы кто-то глубоко копал. Как сделать так, чтобы их дела смогли объединить? Нужен общий признак — все они совершены по мотивам моих книг. На первый взгляд, для меня опасно, ведь под подозрением — первый я. Но если подумать, то можно грамотно сыграть на этом. Кто знал мои книги не хуже меня? Тот, кто помогал их писать и собирать материал. Мой бывший друг, а ныне враг, Ковригин. Мой недруг послужит козлом отпущения, Тузом заинтересуются люди из Москвы, а мои книги станут еще популярнее. Ведь каждому советскому человеку захочется почитать первоисточники, которыми руководствовался маньяк.
— Расчет был идеальный, — кивнул я. — А теперь вы пришли, чтобы убить Приходько…
— Да… Она — единственное слабое звено в этой длинной цепочке под названием жизнь, — несколько высокопарно произнес писатель. — Только вы ее спрятали.
— Конечно…
— У меня будет одна небольшая просьба, Андрей Григорьевич, — Светлицкий поджал губы и посмотрел на меня как-то иначе.
— Слушаю…
— Я все расскажу под протокол, все, что вам сейчас поведал. Но прошу, не говорите Елене Петровне, что я приходил ее убивать… Пусть она живет в тех своих грезах и ждет меня из тюрьмы…
— Вы же понимаете, что никогда не выйдете.
— Да, конечно, но человеку нельзя запретить мечтать. Пусть Елена Петровна надеется. Пусть думает, что не зря все было.
— А вы циник…
— Отнюдь, просто хочу, что б хотя бы один человек вспоминал меня добрым словом. И ждал…
— А как же ваша дочь?
— Вы же знаете Варю… — грустно улыбнулся Светлицкий — Она от меня отвернется, когда все узнает. Я не осуждаю.
— Да, Варя девушка хорошая… Жаль ее.
— Вы могли бы быть прекрасной парой, — улыбнулся Светлицкий.
— У меня есть невеста, Всеволод Харитонович.
— Жаль. Но в романе вы женитесь на Варе.
— В каком романе? — не понял я.
— Роман все же я про вас напишу. Даже в тюрьме. Сколько там смертную казнь ждать? Мне потребуется немного, месяца три-четыре. Я очень быстро пишу, не то что современные писаки, одна книга в три года. Зовут они это творческими муками!
— Хм… Интересно будет почитать этот роман. Будем ждать…
В прихожей послышались шаги. Наверное, Сашок идет. Признаться, я давно слышал, что он притаился в прихожей и нас слушает. Пришел почти сразу вслед за Светлицким, но не стал вмешиваться в наш разговор тет-а-тет, чтобы дать возможность Литератору высказаться. А теперь, к концу разговора, решил больше не таиться. Я стал снимать с пояса наручники, намереваясь надеть браслеты Литературу, как раз и
