— Мне все едино, хоть туда, хоть сюда. Пошли, коли нужно.
Вообще-то в таком состоянии, в котором мы пребывали, нужнее всего было протрезветь и выспаться, а не искать ратных подвигов. Однако, чтобы это осознать, нужно было быть, как минимум, трезвым. Это я начал понимать только тогда, когда мы, спотыкаясь на ровном месте, добрели до имения Екушина. В голове уже достаточно просветлело, чтобы с бухты-барахты не полезть на рожон в разбойничье гнездо. Потому я не указал своему бесшабашному приятелю на цитадель противника и ограничился ее визуальным осмотром. Никаких свидетельств того, что дьяк сейчас находится в своем имении, заметно не было, как, впрочем, и подтверждений того, что его там нет. Потому я нашел самое мудрое решение, на которое в тот момент был способен — зазвал Алексия в первый попавшийся трактир, где мы с ним благополучно пропьянствовали до ночи и там же остались ночевать.
— Хозяин, водки! — громогласно заявил о себе начинающему дню мой святой, беспутный друг.
Трактирщик заглянул в каморку, в которой мы спали и благополучно проснулись, благожелательно осклабился:
— Может, сначала выпьете рассольчика?
— Не употребляю! — веско сказал Алексий.
— А мне принеси, — попросил я хозяина и укорил попа. — Может быть, не стоит с утра водку трескать!
Алексий только пренебрежительно хмыкнул, встал с лавки и, потягиваясь большим сильным телом, популярно объяснил:
— И злак на благо человека!
— Ну, смотри, тебе виднее, — сказал я, усмиряя бунтующий организм кислым огуречным рассолом — Ты, если хочешь, пей, а мне нужно идти.
— Одно другому не мешает, — миролюбиво ответил он. — Зря мы вчера не пошли поискать твоего обидчика.
— Тогда бы мы сегодня ночью лежали не на сенниках, а на сырой земле.
— Не так страшен черт, как его малюют! Я и не таких видел!
— Посмотрим, время покажет.
Укоренный поп внял гласу разума и только слегка похмелился, не доводя процесса до нового запоя. После этого незавершенного действа мы и направились на набережную Яузы искать логово душегубов. Алексий был хмур и молчалив, я тоже не искрился оптимизмом и слегка трусил.
— Слушай, а оружие у тебя есть? — запоздало спросил я его, когда мы уже вышли на набережную.
— Найду что-нибудь, — равнодушно ответил он.
То, как самозваный священник управляется с дубиной, я уже видел, потому ничего больше не сказал Мы пошли вверх по течению и вскоре действительно оказались возле трехкупольной деревянной церкви. Спросили ее название у встречного горожанина, он подтвердил, что это церковь Двенадцати Апостолов. Найти избу с печной трубой тоже оказалось не проблемой, такая была одна на всю улицу. Я в предвкушении встречи с Верстой незаметно для себя опустил руку на сабельную рукоятку.
— Здесь, что ли? — спросил Алексий, останавливаясь возле избы с трубой.
— Наверное здесь. Коробейник сказал, что он живет за этой избой в маленькой избушке.
— Ну, пошли, поглядим на твою Коломенскую Версту!
Он был так уверен в своей силе, что всерьез не принимал никакого противника. У меня были другое отношение к предстоящей встрече, и я на всякий случай вытащил саблю из ножен.
— Дать тебе кинжал? — спросил попа.
— Давай, — согласился он, с удивлением реагируя на мое нервное состояние.
Мы обошли большую избу, за ней в паре десятков метров действительно оказалась приземистая избушка, больше похожая не на жилище, а на сарайчик. Окон у нее не было, только на чердачном фронтоне виднелось небольшое волоковое отверстие, сквозь которое не смог бы пролезть даже мой маленький противник.
— Вот и всех дел-то, — небрежно сказал Алексий, приставляя подошву сапога к входной двери так, чтобы ее невозможно было сразу открыть.
— Эй, есть, кто живой! — гаркнул он и гулко стукнул кулаком по грубо отесанным доскам дверей. — Выходи, разговор есть!
Я, как и вчерашней ночью, стоял с напряженным клинком, ждал, как будут развиваться события.
— Кого нелегкая несет? — тотчас послышался старческий голос, дверь открылась, но, наткнувшись на сапог Алексия, не позволила человеку выйти наружу, тогда в щель высунулась седая козлиная бороденка.
— Вы чего балуете? — сердито спросил старик.
— Дед, нам Верста нужен, — сказал я, — говорят, он тут живет.
— Э, милый, хватился, ни версты, ни сажени тут нет, одни мы в сиротстве прозябаем!
— Кто «мы»?
— Я с сынком убогим, а больше никого с нами нет. Вдвоем мы тут прозябаем.
— Ишь ты, говоришь, некого нет, — удивился Алексий и, не думая о последствиях, убрал придерживающую дверь ногу.
Я дернулся, чтобы не дать ей открыться, однако не успел. Впрочем, ничего страшного не произошло, к нам вышел обычного вида бедно одетый старичок со слезящимися глазами и удивленно посмотрел на мою обнаженную саблю.
— Вы что это среди белого дня разбойничаете? — сердито сказал он. — Нет такого порядка, на людей нападать.
Меня его мирный вид не успокоил, и оружие я не убрал. Насторожено наблюдал за распахнутой дверью. Из помещения доносился запах кислой капусты, слышалось какое-то непонятное звяканье.
— Там кто, твой сын? — спросил я старика.
— Сын, — подтвердил он.
— Пусть выйдет сюда.
— Немощный он, ходить не может.
Ситуация мне определенно не нравилась. Неизвестно, что за человек был внутри избы, войти же самому было рискованно. Окажись этим немощным сыном мой низкорослый знакомец, справиться с ним в темном помещении было совершенно нереально. Однако и стоять столбом в дверях было глупо. Пришлось рискнуть.
— Придержи дверь, — попросил я Алексия, а сам, как головой в прорубь, бросился в избушку. В полутьме, со света, там практически ничего не было видно. Я, как только оказался в каморе, сразу же отскочил в сторону и прижался спиной к стене. В противоположной стороне комнаты что-то опять звякнуло, но на меня никто не напал. Постепенно глаза привыкали к полумраку, и я разглядел лежащего на голой лавке человека. Он был нормального роста. Кроме него, здесь больше никого не оказалось.
Я, наконец, смог расслабиться и подошел к лавке. На меня глянули лихорадочно блестящие глаза больного человека. Его била такая сильная дрожь, что тряслась лавка и дребезжал о стену стоящий в головах металлический котелок.
— Что с тобой? — спросил я больного. Он, не отвечая, невидящим взором смотрел куда-то в потолок.
— Помирать, видно, будет, нужно бы попа позвать, да заплатить нечем, — вместо сына ответил, входя в избушку, старик, — а за так наш поп ни за что не пойдет соборовать. Может ты, батюшка, — с надеждой посмотрел он на маячившего в дверях Алексия, — соборуешь раба Божьего Данилу, за Христа ради?
