9. МИРОВОЕ ГОСПОДСТВО США И «ВЕЛИКИЙ ИЗРАИЛЬ»
С 25 июня Брежнев перенес совещание на 26-е. Мы терялись в догадках, что он еще может высказать, совершить? Сместить Щелокова и министром МВД всунуть своего зятька? Мы уже тогда все об этом деле и о Чурбанове знали, и он, Брежнев, знал наше мнение. В общем, ждали 26 июня все в догадках. 26 июня к 11.00 к Брежневу явились не только мы с Жуковым, Андроповым и Щелоковым, но были приглашены Огарков, Куликов, Гречко и Устинов. В приемной нам никому не дали задержаться, все сразу заходили в кабинет и усаживались. Я немножко съехидничал и проговорил:
— Вы, Леонид Ильич, наверное, коньячок с 24 июня на 26 берегли?
Он расхохотался:
— А откуда ты знаешь? Действительно хочу предложить по рюмашке за мир во всем мире!
И вправду, две симпатичные девицы принесли каждому по тарелочке с бутербродами и по рюмке, граммов по 70, коньяка. После чего Брежнев повел совершенно по-другому совещание, не так, как он вел 24 июня.
— Прошу каждого из присутствующих высказать к ЦК, Совмину свои претензии и трудности в вашей нелегкой работе, — объявил Брежнев.
Но до чего же было странно для меня, что мне он предоставил первому слово. Жуков подморгнул мне, а это означало сообщить о перехвате переписки США и Израиля о развязывании 3-й мировой войны с захватом мирового господства США и строительством Великого Израиля.
Вначале я рассказал о своих трудностях с моим перемещением, отношением ко мне Ливенцова и тому подобное. По ходу моих «слез» Брежнев трижды «доставал» Кунаева практически ни за что. Потом я доложил о перехвате группой Стальнова части переписки между США и Израилем по развязыванию войны между СССР и всей Европой с целью построения Великого Израиля за счет арабских стран. Перехват был представлен всем для знакомства. Когда Брежнев прочитал, то все видели его растерянность. И когда все выступили с претензиями к ЦК и Совмину, то Брежнев с минуту помолчал, затем спросил:
— А что будем делать с Чехословакией?
Тогда взял слово Г.К. Жуков и сказал:
— Пока шевелений ниоткуда нет, надобно молчать, а вот когда будут происходить какие-то интервентские действия, мы предпримем ответные шаги, и главное то, что мы не допустим развязывания войны.
На этом наше деловое совещание было закончено. Принесли всем по обеду и, разумеется, по рюмашке коньяка. После обеда Брежнев всех отпустил, а нас — Жукова, Андропова и меня попросил остаться, мы остались.
— Я позавчера, наверное, не то говорил на совещании, — высказался Л.И. Брежнев, — но просто не пойму всей структуры СВПК СССР и КГБ СССР.
Георгий Константинович Жуков терпеливо, но четко и ясно объяснил, что такое СВПК СССР, для чего она создана, кем и для какой цели.
— Вот видите, только мировые масоны и американские ястребы завозились с развязыванием 3-й мировой войны, — объяснял Жуков, — никто об этом не узнал, а СВПК уже перехватила переписку. В 1955 году Булганин Н.А. загнал «за кудыкину гору» Белого, и чуть было из-за Венгрии не произошла 3-я мировая война, так, Юрий Владимирович? — обратился Жуков к Андропову.
— Конечно, так, — подтвердил Андропов.
— А кто, по возвращении в Венгрию, погасил разгорающийся пожар войны? — продолжал Жуков, — Белый! За то, что рассказал Хрущеву, Суслову и вам в том числе, что бунт в Венгрии возник из-за активности сионистских организаций, не стал врать и лицемерить, за честность не получил вторую Звезду Героя Советского Союза, а только третью звезду ордена Красного Знамени и орден Ленина. Так-то оно.
— Почему-то мы заблудились в интернационализме? Вы, Леонид Ильич, не задумывались над этим самым интернационализмом? — задал вопрос Ю.В. Андропов.
— Интернационализм провозглашает дружбу и братство народов, что в этом плохого? — ответил Брежнев. — А вот Чехословакия и третья мировая война, которая замаячила на горизонте, опровергает это, — проговорил Л.И. Брежнев. — Давно вы имеете эти данные по Чехословакии, Игорь Васильевич? — обратился ко мне Леонид Ильич, я говорю:
— Да, уже месяца три, но никак в Москву не попаду доложить ГК. Жукову Вас, это, я чувствую, не очень-то интересует, только сегодня вы проявили к этому какой-то интерес.
— Я вас очень прошу держать меня в курсе дела постоянно, договорились, Игорь Васильевич? — повелительно произнес Брежнев, — когда надобно выехать, то выезжайте без всяких там разрешений, я скажу Кунаеву Вас, Георгий Константинович, я Убедительно прошу подготовить контрмеры, война, так война!
— Нет! — почти выкрикнул я, — войны допустить нельзя, войны мы не допустим!
Из-за одержимого мировым господством фанатика Гитлера и происков мировой воинственно-разрушительной системы, мы кровью советского и немецкого солдата почти Завоевали мировое господство агрессивному империализму США, прежде всего!
Агрессивное поведение Израиля на землях Палестины это клин, который со временем не только раздробит землю, но погубит все живое на планете Земля!
После этих слов, высказанных мною, стало плохо Брежневу и Жукову, пришлось прибегнуть к помощи медицины. Совещание, конечно, прекратилось.
Брежнев попал в ЦКБ на второй день. Посоветовавшись с Жуковым, Андроповым, я через день, 28 июня, улетел в Чимкент. И, как ни странно, не успел доехать до дома, а меня уже приглашает Ливенцов. Подумав об этом приглашении, я проигнорировал его и вместо этого со всей семьей на собственной «Волге» ГАЗ-21 уехал в совхоз Мичурина к маме, которую не видел уже около года, и это несмотря на то, что расстояние до ее места жительства было всего 72 км.
Погостили мы у мамы 2 дня и вернулись домой. 2 июля я вышел как гражданин на свою работу, но меня пригласил секретарь парткома экспедиции, такой, без собственной головы, парень, и сказал, что «Ливенцов просил вас к нему подъехать в любое удобное для вас время».
Не стал я играть на нервах Ливенцова и трепать свои, а сразу выехал в обком партии, бывшее здание крайкома, где когда-то встречался как с коллегами с Юсуповым и Ниязбековым. Когда подъезжал к зданию обкома, мне просто не хотелось в него входить потому, что главенствовал здесь под маской первого секретаря обкома КПСС ненавидящий всей своей душой социализм и КПСС Ливенцов Василий Андреевич. Когда я зашел в приемную, то Ливенцов оказался не в кабинете, а именно в приемной: что-то обсуждал «на ходу» со своим референтом.
Увидев меня, первым протянул мне руку и сказал:
— С приездом.
— Спасибо, — говорю я, — виноват, что сразу, в пятницу, не смог попасть к вам. Маму не видел почти год, а она, оказалось, приболела, поэтому я, как говорят, сгреб все свое семейство в машину и к ней. Супруга осталась там с ней, пока не выздоровеет, а я приехал трудиться.
Ливенцов растерянно пригласил меня в кабинет, пропустив первым, предложил чай, кофе, коньячку. Я отказался от всего. Разговор у нас не клеился…
И вдруг звонок по «дальней». Оказалось, звонил Брежнев, спросил обо мне, Василий Андреевич передал мне трубку. Брежнев поздоровался и сказал:
— Много ему не говори, а требуй все, что тебе нужно по службе! Я очень прошу посетить КНР, я сейчас Ливенцову скажу.
Я ответил:
— Хорошо, спасибо за помощь, — и передал трубку Ливенцову.
Василий Андреевич только успевал выговаривать: «хорошо, все сделаю, обязательно» и тому подобное. Положив телефонную трубку, вытер платком пот с лица и проговорил:
— Вот набросился, как с цепи сорвался, как власть портит людей!
Я не выдержал и подтвердил сказанное им, что «власть портит людей», но оговорился, что «человека, если он человек, никто и ничто не испортит».
Ливенцов встал, подошел ко мне и предложил:
— Нет ли желания проехать на природу?
Я не отказался. Мы вышли и поехали на р. Машат, там мы более или менее стали искать подход друг к другу.
— Не спрашиваю вас о настоящей вашей работе, Георгий Петрович, но только теперь интуитивно понимаю, что работать вам нелегко, — сказал Ливенцов, — и если бы вы мне ранее что-то, хоть намеком, сказали, я бы вас давно понял. Сейчас Брежнев пригрозил мне переводом в Актюбинскую область за то, что у меня нет с вами контакта. Когда вам требуется вылететь в КНР?
— Думаю вылететь туда числа 10 июля и вернуться в Чимкент через Москву числа 20–25 июля.
Ливенцов, выслушав меня, сказал:
— Считайте, что вы сами утрясаете свой график работы, а насчет производства я тут вас буду утрясать.
Я поблагодарил его за понимание, и решили мы, по случаю взаимопонимания, слегка расслабиться. Пробыв на природе почти весь день, уезжая, я попросил Василия Андреевича не распространяться насчет нашего разговора и его разговора с Брежневым.
— Если куда потребуется мне отлучиться, я буду говорить вам, а вы командируйте меня куда угодно, я же поеду или полечу куда надо. Пожалуйста, просил я, внешне не меняйте ко мне прежнего отношения, чтобы ваше окружение видело, что вы «недолюбливаете» меня.
