— Фаланги скарабеев, возникающие из ниоткуда. Они ползали по столу королевы Франции, по моей кухне, торчали изо рта моего кота.
Липарен немного подумал, потом сказал:
— Ну, это не такое уж мрачное явление. Плутарх описывал повадки этих насекомых, у которых нет самок. Из своего семени они скатывают шарики и катят их с востока на запад, подражая ходу солнца. Из такого шарика рождается новый скарабей, и ему не нужно вмешательство самки.
Он помолчал и спросил:
— Это вам о чем-нибудь говорит?
Мишель вдруг почувствовал, что его охватила лихорадка. Он был так поражен, что уже не понимал, откуда взялось лихорадочное состояние: от болезни или же от новости, которую услышал. Ему с трудом удалось выговорить:
— Ему нужна… Вселенная без женского начала… в которой будет Солнце, но не будет Луны… будет сила, но не будет жалости…
— Вот почему скарабеи! — воскликнул Липарен. — Скажите, Мишель, а еще были какие-нибудь знаки?
— Да, и много… Кольцо в форме змеи превратилось в настоящую змею и даже поползло… Но я уже был болен, и мне могло показаться.
— Ничего подобного!
Липарен был очень взволнован, и ему не терпелось все объяснить.
— Уроборос, змей, кусающий себя за хвост, всегда был символом единения мужского и женского начал. Имя Ева, Хава, происходит от хайя, «жизнь», и хивья, «змея». Змея, свернувшаяся кольцом, — добрая сущность, она включает в себя и мужское и женское начала, два лица космоса. А растянувшаяся змея, похожая на того змея, что сотворил Моисей, — это мужской символ, символическое изображение фаллоса.
— Я ничего этого не знаю, — прошептал Мишель смущенно и устало. — Знаю только, что кто-то ждет меня после смерти, и этот кто-то уповает на насилие как на абсолютный мировой закон. И я не уверен, что у меня хватит сил ему противостоять.
Липарен вскочил на ноги.
— Простите меня, Мишель. Я совсем забыл, в каком вы состоянии, и напрасно вас утомляю. Знайте, силы у вас есть. Ведь вы же Маг.
— Я тоже так думал, но теперь стал замечать свое несовершенство.
— Без этого несовершенства вы не были бы человеком.
Липарен понизил голос.
— Маг — этот тот, кто владеет ключами от собственных снов и от снов всего человечества. Тот, кто имеет доступ к пятому состоянию, к квинтэссенции, то есть к общей душе всего живого. Но прежде всего Маг — это тот, кто обладает силой для изменения концепции. Вы этой силой обладаете.
— Сомневаюсь.
— Но это так. Вы можете видеть сквозь время, и это решает все. Вам известно, как ваш враг собирается осуществить свои планы?
Вопрос Липарена повис в воздухе, потому что в комнату вошла Жюмель. Глаза ее сияли.
— Доктор, вам еще долго осматривать его? Я спрашиваю потому, что там пришел падре Видаль, которого Мишель просил его исповедовать. Мне его отослать?
В последней фразе слышалась явная нотка надежды.
Липарен покачал головой.
— Нет, не надо его отсылать. Дайте мне еще несколько минут.
Поднеся к глазам платок, Жюмель молча вышла. Врач снова склонился над Мишелем.
— Я спрашиваю вас еще раз и прошу ответить. Знаете ли вы, каким образом тот, кого вы опасаетесь, намерен заставить Солнце убить Луну? Я имею в виду земное время.
— Демон Парпалус упомянул дату: тысяча девятьсот девяносто девятый год, то есть через две исторические эпохи, когда настанет эра Сатурна. Некий Владыка Ужаса сойдет с небес, и наступит затмение.
— Я помню ваш катрен. Тьма спустится с высоты, чтобы разжечь жестокие войны под предлогом благого дела. И помню дополняющий его другой катрен:
Quand le defaut du ciel lors sera,
Sus le plan jour le monstre sera veu:
Tout autrement on l'interpretera.
Cherté n'a garde: nul ny aura pourveu.
Когда ничтожно мало будет солнца,
Средь бела дня явится монстр ужасный.
Но из-за суетни, дороговизны
Его прибытие неверно истолкуют[43].
То есть когда тьма от затмения падет на землю, Владыка Ужаса станет видимым. Но его появление истолкуют ошибочно, и никто не сможет предвидеть надвигающегося кризиса.
Мишель бессильно шевельнул онемевшими пальцами. Ему было все труднее говорить.
— Я никогда не умел в полной мере прокомментировать строки, которые писал. Они рождались в глубине сознания, словно их диктовал демон.
— В таком случае я помогу вам. Что видно в темноте? Свет. И если при его появлении меркнет солнце, то он обладает огромной силой. Вот какое чудовище ваш недруг планирует выпустить над головами наших потомков. Это будет нечто, обладающее светом, равным свету солнца, которому он поклоняется.
Мозг Мишеля, как молния, пронзила жуткая строка: Придет смерть вместе со снегом, белее белого. И он вдруг понял, какой может быть смерть белее снега: это вспышка жарче солнца, которую не в силах вытерпеть человеческие глаза.
В воспаленном мозгу всплыли видения: катастрофические взрывы, от которых исходил нарастающий белый свет; целые острова в белом пламени; пламя, которое не было пламенем, но испепеляло сильнее, при этом разбрасывая яд на обе конфликтующие стороны. Даже в самом сердце земли те, кто предрекал триумф охотничьего, животного мужского начала, пытались сконструировать Око Бога, Митру, Абразакс, Гелиоса, Аполлона, Солнце. Они с радостью устраивали всемирный холокост[44], ибо были готовы принести себя в жертву хаосу и концу всех времен.
Вздрогнув, Мишель очнулся от бреда.
— Не знаю, хватит ли у меня сил, но когда-то тот, кто стал моим врагом, сказал, что я смогу помешать его планам. Для этого я должен встретиться на восьмом небе со своими заклятыми врагами и создать вместе с ними цепь любви. Тогда я смогу пересилить закон ненависти и перестроить космос по противоположному закону.
— У вас великодушный антагонист. Думаю, он назвал вам верное решение, хотя и очень трудное.
— Да, трудно заставить врага тебя полюбить, пусть и на мгновение.
— Дело не в этом. Самое трудное — узнать, кто твой настоящий враг.
— У меня их было столько… Но в особенности трое.
— Вчетвером, даже втроем, можно создать цепь любви. А вы действительно уверены в том, что те, о ком вы подумали, — ваши истинные враги?
— Да… я бы так сказал…
— Тогда как Маг вы должны вызвать их к жизни на восьмом небе, учитывая, что тот, другой Маг не станет сопротивляться. Это вполне возможно, ибо в том неслыханном мире они уже дали согласие на свидание с вами: ведь там время не движется. И битва с вашим врагом в самом разгаре… Каково ваше оружие?
Мишель нахмурил залитые потом брови.
— Гийом Постель настаивал на ритуале змея…
— Постель! Он совсем выжил из ума, но обладает тем же знанием, что и мы с вами.
В глазах Липарена промелькнула веселая искорка.
— Да, ритуал змея — это как раз то, что надо. Повторить действия змея, кусающего себя за хвост: соединить влажное и сухое, Селену и Гелиоса, женское и мужское начала. Думаю, ваш противник этого не ожидает. Кто будет с вами рядом?
— Наверное, никого, кроме демонов, планетарных духов и архонтов трехсот шестидесяти пяти сфер.
— Слабые союзники. В них отсутствует божественная искра… Но можно попытаться. Надо только найти настоящих врагов и постараться убедить их вам помогать.
Липарен в последний раз сжал руки Мишеля и поднялся.
— Мое присутствие больше не нужно. Вы скоро умрете. Вам страшно?
— Нет, не очень. Я боюсь только пропасти, в которую придется падать.
— Маг — создатель миров. Мир, в который вы попадете, покажется вам чуждым, но он будет чувствителен к вашим прикосновениям. Материя сна — как глина, из нее можно лепить. Лепите, и да хранит вас Господь. Придет день, когда Он призовет вас, признав частичкой божественной материи, и вы станете Его частью. Ведь астральный свет — только отблеск Его сияния.
Липарен направился к двери. Мишелю очень хотелось, чтобы он еще с ним побыл, но попросить он не решился. Только спросил:
— Куда вы теперь едете?
— Думаю, что еще раз сменю имя и поеду туда, где наша наука еще жива, чтобы помочь ей умереть достойно.
Он закатал рубашку и обнажил плечо с коричневатым крестообразным шрамом.
— Как видите, у нас с вами много общего. Передайте привет Ульриху, а потом убейте его.
Едва Мишель пришел в себя от удивления, как Липарен исчез. Раздались торопливые шаги вверх по лестнице, и через минуту у постели, с полными слез глазами, сидела Жюмель.
— Бедный мой! Доктор сказал…
Договорить она не смогла. Указав на пожилого человека в черном, который вошел следом за ней, она сказала:
— Это падре Видаль, как ты и просил. Хочешь исповедоваться?
— Да, через минуту. Сначала я должен спросить тебя кое о чем. Падре, вы можете чуть-чуть подождать за дверью?
