— Всё это выглядит разумно и очень заманчиво, но возможны неожиданные трудности. Было бы хорошо обсудить ваши соображения с князем Дмитрием Михайловичем и узнать его мысли на сей счет.
Хитрый вестфалец никогда не брал на себя дела, способные вызвать вражду к начинателю оных. Чутье не обмануло его: права благородных были для князя отнюдь не пустым звуком. Идея налога, угрожающего доходам шляхетства, ввергла Голицына во гнев. Хотя у меня хватило ума не настаивать, первая трещина между нами пролегла. Впоследствии, под действием дальнейших причин, она еще расширилась, грозя оставить опрометчивого прожектера в одиночестве, как мальчишку посреди широкой реки на оторвавшейся льдине.
Нет вернее способа нажить влиятельных врагов, нежели честная защита государственного интереса. Федор Матвеевич Апраксин так и не простил мне трений с астраханскими моряками. Адмирал Питер Сиверс, получивший полную власть над русским флотом еще при жизни одряхлевшего предшественника, был настроен столь же воинственно. Мелочное честолюбие и врожденная скандалиозность характера делали сего флотоводца совсем невыносимым: как только Петр Великий его терпел?! Указ покойного царя, дозволяющий командирование матросов, гардемаринов и морских офицеров на суда нашей с Демидовыми компании, никто не отменял; нужда в содержании на линейных кораблях полных команд миновала со смертью Георга английского и отступлением военной угрозы. И все же он предпочитал морить людей голодом в Кронштадте (как стали называть крепость на острове Котлин), но не давать ни единой души. Вздорность натуры вице-президента Адмиралтейств-коллегии особенно выказалась в отказе от денег. Не лично в карман, разумеется, предложенных, а на достройку большого дока, с условием, чтобы компанейские суда им пользовались на равных правах. Хуже того, он выгнал моих ребятишек из Морской академии: дескать, негоже отрокам подлого звания и будущим торгашам осквернять посконным рылом заведение, предназначенное для благородных.
Парни отправились доучиваться в Лондон; на будущее я задумался об учреждении собственной навигаторской школы. Лучше в Архангельске, где народ с морем сроднился. Только немножко погодя: пусть будущие учителя практического опыта наберутся. Кстати, после афронта от Сиверса явилась мысль, как устроить док любого размера задешево. Не в Петербурге, а неподалеку от Колы: по многим известиям, высота прилива там достигает двух или трех сажен. Как раз осадка крупного корабля. Подшкипер Загуменов и геодезист Хвостов получили приказ отправиться на север: искать место для гавани, вблизи которой имелась бы подходящая бухта. Потом, если понадобится, насыплю плотину, поставлю шлюзовые ворота — и готово дело! Дорогостоящие насосы и отнимающая целые недели процедура откачки воды будут не нужны. Все-таки "Дышащее море" во многих отношениях удобней Балтийского. Наихудшее свойство последнего — узкий вход, лежащий в чужих владениях. Присвоеннное датчанами право досматривать суда и взимать пошлины суть освященное трехсотлетней давностью беззаконие, которое в настоящее время по европейским конъюнктурам не может быть оспорено. Малейшая наша попытка сплотит врагов и приведет в действие заржавелый механизм Ганноверского союза. Морские державы не препятствуют перевозке русского леса, пеньки и железа, в коих нуждаются — но любая нежелательная для них коммерция может быть в мгновение ока удавлена тугим ошейником Зунда. Размещение постоянной британской эскадры в Гибралтаре чревато аналогичными возможностями относительно итальянских портов. Первый мой ост-индский корабль еще проскочит, потом тайное станет явным, и шансы второго намного ухудшатся. Нужна такая гавань, из которой выйдешь — и сразу растворишься в бескрайних морских просторах.
Не было дня, когда бы я не вспоминал с беспокойством о "Менелае" (том самом корабле, ушедшем из Ливорно зимою). Он унес в дальние края лучших моих моряков и всю свободную наличность. Более того, пришлось сделать займ под залог заграничных активов. А как иначе?! Шутка ли: собрать полмиллиона талеров! Пятнадцать тонн серебра! Если с грузом что-то случится — рассчитаться с банкирами будет очень сложно. Как любой венецианский уроженец, я относился к генуэзцам с настороженностью и опаской. Однако других вариантов финансирования не видел. Сан-Джорджо — единственный в Европе крупный банк, готовый кредитовать морские авантюры и не связанный с англичанами, голландцами либо французами.
Если все пройдет гладко (тьфу, чтоб не сглазить!), после возвращения "Менелая" в трех европейских столицах подымется неистовый крик. Подкрепленный, что немаловажно, большими деньгами. Соперники сделают все возможное для побуждения своих правителей к решительным действиям и пресечения моей коммерции с Китаем. Без государства за спиною будет не устоять. Но как быть, если та субстанция, в которую превратилось российское государство, просто не способна служить опорой?! Климат здесь, что ли, неподходящий? Власть в России бывает либо каменно-твердая, как глыбы мерзлой земли на дороге, либо при долгожданной оттепели обращается в слякоть. Хочется, чтоб была гибкая и пружинистая, подобно булату — только выковать ее из такого человеческого материала не сумел даже Петр.
Люди не сплошь, конечно, дрянные. Есть умные и честные: Татищев, секретарь Сената Кирилов, оба Голицыных. Есть просто умные, вроде Остермана или Осипа Соловьева. Беда в том, что их действия, не упорядоченные единой направляющей волей, идут вразнобой и не впрок. Мои попытки согласовать общий курс приносят мало толку: партийный интерес или сословная корысть перевешивают государственную пользу. Причины неудачи понятны: кто сумеет свести в одну дружную артель натуры столь разнородные?! Сие подобно попыткам сплавить железо со стеклом. Но что прикажете делать? Махнуть на все рукой, или дальше изображать собою Сизифа?
Кстати, надо быть готовым к домашнему недоброжелательству тоже. Что сделаешь, не любят у нас богатых! И сами богатые не уверены в правде свого бытия. Англичанин все нажитые деньги со спокойной совестью вкладывает в дело; русский купец, дожив до старости, обращает капиталы на строительство церкви — будто желая купить прощение за греховную преданность мамоне. Если мое богатство еще более возрастет, многие вознесут в своем сердце тайное моление о каре Божьей нечестивому выскочке. Заткнуть завистников сможет лишь искупительная жертва.
Насколько легче было с Петром Великим! Достаточно убедить одного-единственного человека… Всех остальных уже он сам убедит — увесистым дубовым аргументом. Потерять голову на плахе при строгом правителе тоже легче: но эта угроза, как теперь видно, представляет едва ли не единственный способ добиться проку от ленивых и своекорыстных царских холопов.
Дружба с Адмиралтейством нужна необходимо; поскольку с нынешним его распорядителем никак не поладить, под голландско-немецко-шведско-датскую персону Сиверса надо учинить подкоп. Руководствуясь этим соображением, еще до переезда двора в Москву я постарался сдружиться с британцами на русской службе. Во главе с адмиралом Томасом Гордоном, следующим по старшинству после вице-президента коллегии, они составляли тесно сплоченную группу в морском ведомстве. При близком знакомстве с их настроениями и действиями беспокойство покойного короля Георга относительно России перестало казаться совсем уж беспочвенным. Эти люди хранили упорную непримиримую вражду к Ганноверской династии, готовясь в первый удобный момент выступить на стороне Якова Стюарта. Георгианские шпионы, коих немало среди петербургских англичан, несомненно доносили своему государю о планах якобитского десанта на русских кораблях из Архангельска и о прочих подобных авантюрах.
Как водится, жаждущие реванша рефюжье сильно преувеличивали свои шансы. Вооруженные торговые суда (военных в Архангельске не было) против Royal Navy — это даже не смешно. Ну, предположим, удастся им ночью или в тумане проскользнуть, высадить несколько сот сторонников Претендента: затея кончится крахом, когда подоспеет ближайший королевский полк. Надежды, что весь английский народ готов в едином порыве подняться против узурпатора, что на другой же день у повстанцев будет хорошо оснащенная двадцатитысячная армия, что тайные сторонники соберут на содержание оной два миллиона фунтов, — явно противоречили моим собственным сведениям о положении в этой стране. Для меня имело значение другое: факция, в которую входит четверть капитанов и половина флагманов Балтийского флота, стала продвигать план возобновления корабельного строения в Соломбале и создания беломорской эскадры. По достижении сей цели наши пути разойдутся — только до этого еще далеко. За недостатком денег, дело покамест ограничивалось обсуждением вопроса и подготовительными мерами.
