— А дулю ему с маком! — злорадно произносит Адам Подгорский и почему-то показывает дулю из скрюченных пальцев Петру Сагайдачному.
— Вот ты ему и покажешь, а мы посмотрим, что дальше будет, — спокойно произносит кошевой атаман.
Куренные атаманы, включая Адама Подгорского, засмеялись искренне и громко. В бою они рубят и стреляют поляков любой важности, а вот при совместных операциях с трепетом относятся к титулованным. Сказывается холопское прошлое.
— Есть какие-нибудь предложения? — спрашивает Петр Сагайдачный.
— Надо бы нам заранее разделиться на два или три отряда, — предлагаю я. — Один будет отвозить трофеи, а остальные, когда поднимется шум, нападут на османов, чтобы не помешали.
Гетман Малой Руси молчит пару секунд. Ему не хочется соглашаться со мной из принципа, чтобы казаки не решили, что я более достоин должности кошевого атамана. Потом, наверное, вспоминает, что у меня на руках подорожная, что я не конкурент ему.
— Так и сделаем, — кивает он. — Ты, Адам, поведешь отряд, который возьмет добычу, а я — второй.
Дальше Петр Сагайдачный распределяет, какая сотня в какой отряд войдет. Поскольку у меня особая сотня, артиллерийская, в разнарядку не попадает.
— Не возражаешь, если я к Адаму примкну? — спрашиваю кошевого атамана.
— Как хочешь, — отвечает он.
Вышли часа в два ночи, после появления луны. Она в начале последней четверти, светит слабенько и часто прячется за плотные дождевые тучи. Дождя пока нет, но ветер дует сырой, хлесткий. Размякшая земля чавкает под нашими сапогами. Часто идем по трупам, которых на поле боя навалено много. Они затвердели, почти не прогибаются, когда наступаешь. Идем молча. Лишь иногда кто-нибудь, споткнувшись о труп, очень тихо чертыхается.
Турецкие палатки из светлого полотна, хорошо заметного ночью. С наших позиций они казались белыми, но те, кто видел их вблизи, говорят, что желтоватые или серые. Почти на каждой закреплен у входа стеклянный фонарь, масляный, дающий слабый желтый свет. Стоят палатки не то, чтобы вразброс, но ряды настолько кривы, что немудрено заблудиться. Между палатками попадаются шалаши и навесы. Последние в основном над сваленными в кучу припасами или очагами. Прошедшие первыми разведчики поснимали турецких часовых. Нет здесь ни лошадей, ни других животных, которые могли бы поднять тревогу, так что мы без помех идем к цели — обозу с провиантом и боеприпасами. Он почти в центре лагеря. Из палаток слышен только храп. Если бы зашли в турецкий лагерь всей армией или хотя бы всем Войском Запорожским, то могли бы перебить ее почти всю. Видимо, Сагайдачный тоже не ожидал, что получится так легко.
Обслуга обоза оказалась из рабов и болгар, которые не сразу поняли, что происходит, а когда поняли, попросили взять их с собой. Они показали, где и что лежит, помогли погрузить на телеги и арбы и сами впряглись в них, потому что весь тягловый скот был на пастбище. Захватили возле палаток лишь несколько верховых лошадей, на которых навьючили мешки с крупами или мукой.
Три десятка телег, нагруженных доверху, двинулись, производя довольно много шума, в сторону казачьего лагеря. Большая часть казаков шла спереди, сзади и на флангах, готовая отразить нападение. Никто на нас не нападал. Я уж думал, что так и уйдем, не замеченные никем.
— Черкасы! Черкасы! — раздался истошный вопль в той стороне, где стоял отряд Петра Сагайдачного.
Зазвенели сабли. Кто-то выстрелил, судя по слабому хлопку, из пистолета. Шум боя и крики стали стремительно расползаться по турецкому лагерю. Проснулись и обитатели палаток, мимо которых проходил наш обоз. Бритая голова с заспанным усатым лицом высовывалось из палатки и тупо смотрела на проходивших мимо казаков, пока не располовинивалась саблей. Дальше перерезали веревки, которые держат палатку, и начинали через ткань колоть и рубить тех, кто под ней шевелился. Два-три человека легко управлялись с палаткой. Казаки сразу рассыпались в разные стороны и принялись уничтожать врагов, позабыв об обозе. Тот продолжал медленно двигаться в заданном направлении, словно его не касалась начавшаяся резня. Болгары и бывшие рабы молча тянули нагруженные арбы и телеги. Редкий турок, успевший выскочить живым из палатки, тоже проскакивал мимо них так, словно были не людьми, а безопасной тягловой скотиной.
Сколько мы перебили турок — не скажу. Наверное, нескольок тысяч. Зато припасов взяли на несколько дней для всей объединенной армии. Впрочем, примерно три четверти захваченного осталось у нас. С поляками и немцами поделились лишь тем, чего взяли много и что стоило мало — мукой и пшеном.
Одна арба была заполнена дынями. Я сделал так, что большая часть груза с нее оказалась в моем распоряжении. Следующие два дня мы объедались тающей, сочной, сладкой мякотью, наблюдая, как рабы под присмотром турецких воинов убирают трупы с поля боя. Трупов было очень много. Если так и дальше пойдет, турецкому султану вскоре некого будет посылать в атаку.
Глава 63
Четырнадцатого сентября на помощь туркам прибыло подкрепление — тысяч пять всадников под командованием Каракаш-паши — бейлербея эйялета на бывших венгерских владениях. Говорят, он проявил себя во время войны с персами, но не настолько хорошо, чтобы султан выехал лично встречать Каракаш-пашу. А Осман Второй сделал это. Видимо, мероприятие должно было поднять сильно упавший дух турецкой армии. Паша пообещал на раз справиться с нами, захватить обозы и повесить всех попавших в плен. Турецкий султан поверил ему. А что ему оставалось делать?!
Об этом нам рассказал лихой татарин на низкорослой лошаденке «коровьей» масти, которая считалась у степняков непрестижной. Из доспехов у всадника были только кожаная шапка да ватный халат темно-синего цвета. Русская мать научила его нашему языку, благодаря чему его не убивали, разрешали приблизиться метров на пятьдесят ко рву и поделиться последними новостями. Наверное, своим он рассказывал, что обсыпал нас проклятиями и ловко увертывался от пуль и стрел, и слыл среди них отчаянным парнем, достойным награды. Судя по экипировке, награда пока не нашла героя.
Утром Каракаш-паша повел турецкую армию в атаку на наших соседей справа, решив, что наемники — самое слабое звено. Может быть, они не такие стойкие, как казаки, но за себя постоять умели. Из пушек стреляли даже лучше нас. Атака продолжалась примерно с час. Половину этого времени турецкому войску потребовалось на то, чтобы приблизиться до зоны поражения картечью из пушек. Храброго пашу и его свиту, скакавших впереди, смело первым же картечным залпом. Следующие два залпа настолько сильно проредили турецкие отряды, что у тех пропало желание нападать. Залпы из мушкетов тоже не понравились им. Немцы и шотландцы стреляли не так метко, как казаки, но перезаряжали оружие быстрее. Обратная дорога заняла у турецкого воинства раза в два меньше времени.
На следующий день, пока турки собирали трупы, Карл Ходкевич созвал совет. По словам Сагайдачного, единственного представителя от казаков, главнокомандующий полусидел на кровати, укрытый куньим одеялом, хотя день был теплый. Говорил в основном его заместитель Станислав Любомирский, подчаший великий коронный, кравчий великий коронный, староста спишский, сандомирский, леловский и белоцерковский. (Титулы его перечислил нам гетман Малой Руси, ни разу не запнувшись). Вопрос стоял один: продолжать сражении здесь или отступить к Каменец-Подольскому, где большие запасы провианта и боеприпасов, с которыми у нас в последнее время была напряженка из-за нападений на обозы отрядов Кантемир-мурзы? Все польские полковники заорали, что предпочтут умереть здесь. А почему им не орать, если в боях почти не участвуют, прячутся за спинами казаков и наемников?!
Две ночи подряд казаки ходили к туркам за добычей. Заодно убивали немало врагов. Предыдущее ночное нападение ничему не научило наших врагов. Разве что добавили еще одну линию караулов, которые наши снимали без труда и шума. Провианта, что они захватили, хватило всему казацкому воинству на несколько дней. Причем во второй раз ушли глубже и привели несколько лошадей, волов и верблюдов. Первыми съели волов, потом верблюдов. Лошадей берегли до последнего, надеясь на новую добычу, но следующий ночной рейд не задался. В турецкой армии все-таки пришли к выводу, что лучше не выспаться, чем не проснуться, и усилили караулы в несколько раз.
