– Вы, кажется, слишком образованный человек, – с иронией сказал Максимов, выпивая предупредительно налитую Басмановым рюмку водки и закусывая хорошей местной ветчиной. – Для любителя алмазов – слишком, я имею в виду…
– Учились кое-чему. Книжки в свободное время почитывали. А вы что, сюда собравшись, совсем не готовились? Не поверю. Если Генеральный штаб человека в командировку посылает, так снабжает всеми нужными сведениями.
– При чем тут Генеральный штаб? Я сам по себе. В отставке пребываю, сам себе хозяин…
– Вот и славно, Егор Яковлевич. Я, признаться, с казенными людьми давненько стараюсь никаких отношений не поддерживать. Раз не от Генерального штаба, значит, за деньгами сюда приехали. Ваша молодежь, соглашусь, за идею, а вы – за деньги служить намерились. И не за те, что вам может заплатить президент Крюгер. Вы – больших денег хотите. А вот за этим – к нам! Мы знаем, где их взять. Только сначала нужно англичан выгнать, после чего с бурами договориться. Хотите в долю – поговорим. Нет – еще по рюмке, и езжайте в свое расположение. Что заработаете, то и ваше.
– Пожалуй, я так и сделаю! Не намерен оскорбления выслушивать! – Максимов встал, резко отодвинув стул.
– Не торопитесь, – остановил его Сугорин. – Обидчивость ваша не имеет никаких оснований. Мы просто говорим на доступном вам языке. Узнав, с кем встретиться придется, справки навели. В России, как известно, все секрет и ничего не тайна.
Разумеется, досье Максимова сильно уступало полнотой и взрывоопасностью той папочке с ботиночными шнурками, которую Остап продал Корейко. Но интересные фактики и в нем содержались. Достаточные, чтобы осадить чересчур возомнившего о себе человека. Решил – на край света уехал, и все? Граф Монте-Кристо теперь, человек без прошлого? Для буров и иноземных добровольцев – может быть. Но когда земляки твоей биографией начинают всерьез интересоваться, куда ж ты, братец, денешься?
Сугорин зачитал несколько абзацев, касавшихся давнего и недавнего прошлого Максимова, в особенности – его сомнительных финансовых махинаций с казенными суммами и числящихся за ним долгов. Для военного суда, может, и недостаточно, а для разговора на равных – в самый раз.
– Вы что, по жандармскому ведомству? – вытирая пот большим платком, спросил клиент севшим голосом.
– Совсем наоборот, дражайший Егор Яковлевич, – ответил Сугорин. – С этим ведомством, как и иными государственными учреждениями, отношения у нас самые напряженные. Отчего и считаем необходимым иметь собственных информаторов. Откуда знать, что и когда может пригодиться? Узнали о вашем здесь появлении, по телеграфу связались с кем нужно – и вот, пожалуйста… – Валерий Евгеньевич похлопал ладонью по папочке.
– Если вам потребуется что-нибудь конфиденциальное об интересующих вас людях узнать – обращайтесь. Услуги стоят дорого, но предоставляются быстро и с гарантией. К примеру, из Владимирского централа до Сахалинской каторги малява[82] идет с той же скоростью, что казенная почта…
В результате – поладили. Максимов согласился на то, чтобы в случае участия в боях их отряды действовали согласованно, по общему плану. Договорились также перед бурским руководством выступать заодно, не искать личных преференций,[83] возможную же в будущем добычу делить по доброй пиратской традиции: половина личному составу, остальное – командирам, пропорционально численности возглавляемых ими отрядов и реальному вкладу в общее дело.
– Тогда вопрос по делу – вы же настоящий офицер, так и доложите: как ваши люди вооружены, сколько имеют настоящий боевой опыт, а кто так, энтузиазмом пробавляется? На кого мы всерьез можем рассчитывать, если вы понимаете, о чем я говорю.
– А ваши? – уловив, что договоренность достигнута, Макcимов снова начал cлегка наглеть. Характер такой, ничего не поделаешь.
Басманов откашлялся настолько многозначительно, что этого оказалось достаточно. Ну и лицо у него было, на самом деле, куда более жесткое, чем принято в возвышенном и гуманном девятнадцатом веке. Там никто не смотрел на равного по положению взглядом, подходящим только для оптического прицела.
– Хорошо, хорошо. У всех есть винтовки, «маузер», «Ли Метфорд», немного русских трехлинейных. Пистолеты «маузер» тоже, в Марселе они удивительно дешевы. Буры дали нам два пулемета «максим». В боеприпасах нужды не испытываем…
– Пока ни разу не стреляли? – спросил Сугорин.
Максимов кивнул. Ему все меньше и меньше нравилось разговаривать с этими людьми. В Сугорине ему чудился старший инспектор классов училища, где он тянул юнкерскую лямку еще до Турецкой войны и реформ Милютина (суровые, нужно отметить, времена, как у Помяловского в «Очерках бурсы»), а Басманов вообще напоминал корпусного командира. Того Егор Яковлевич, при всей незначительности должности командира крепостного батальона, на которого генерал-лейтенант свиты мог обратить внимание только в исключительном случае, боялся до кишечных судорог.
Отчего он совершенно не поверил в то, что эти господа ему о себе рассказали. Разумеется, к Генеральному штабу они не принадлежали, а вот к Жандармскому управлению – могли вполне. Россия затеяла новую интригу, после походов Кауфмана и Скобелева в Туркестан – пожалуйста, это можно только приветствовать. Если правильно себя повести – следующий чин и орден могут сами собой очиститься. Только не нужно больше спорить и проявлять ненужную догадливость.
– Тогда положитесь на нас, – сказал Басманов. – В бессмысленный бой мы ваших людей не пошлем. Пушечное мясо никому не нужно. Но когда потребуется – извольте бриться…
Опять слова Михаила Федоровича прозвучали убедительно и двусмысленно.
– Слушайте, полковник, – сказал Сугорин, водку не пивший, поболтав в стакане с чаем ложечкой и сделав глоток, – давайте, мы вам жалованье положим? Сколько вы пенсии получали?
– А то вы не знаете?
– Откуда же мне знать? Я профессор, про военные дела понятия не имею…
– Тогда знайте. Пятьсот сорок шесть рублей в год! За все мои труды и службу. Понятно?
– Чего не понять? – ответил Басманов. – Люди и меньше получают. Хотите – попросту? Двести рублей русскими золотыми в месяц, и вы служите нам, как положено. Прочие договоренности остаются в силе.
Максимов облизнул языком губы и как-то очень выразительно посмотрел на рюмку.
Сугорин, испытывая к собеседнику понятное неуважение, достал из полевой сумки двадцать только что вошедших в обращение «виттевских» червонцев. Заранее приготовленных, чтобы не отсчитывать на столе.
