Штаден усмехнулся в ответ одними губами.
– И все же, Вальтер, как вы оказались здесь?
– Что в этом странного? – Я пожал плечами. – Когда вы столь блистательно разгромили мятежников – у меня нет ни малейших сомнений, что именно вы разработали план боя, – я попросту развернул коня и помчался к Вишневецкому.
– Черт, а я наговорил ему вчера… – Сотник осекся.
– Да. – Я кивнул. – Мы с князем беседовали после вашего ухода. Он рассказал, что вы собирались отбить меня у самозванца, и это укрепило уверенность в том, что мы с вами по-прежнему единомышленники. Я нынче же отправляюсь в Ливонию с поручением от гетмана. Едемте вместе, дядя присоединится в ближайшие дни. Мы исчезнем незадолго до начала военных действий. О нас и не вспомнят, а если даже вспомнят – запишут пропавшими без вести. Сейчас, когда у нас в руках царский венец, можно не беспокоиться о средствах.
Лицо моего собеседника приняло такое выражение, что я усомнился, была ли свежа его утренняя трапеза.
– Не беспокойтесь, друг мой, ни Вишневецкий, ни кто бы то ни было еще, кроме нас, – я указал на Штадена, – да Лиса с дядей Якобом представления не имеют о том, где теперь находится шапка Мономаха. Когда же мы встретимся с моим дражайшим родственником, он облачит корону заклятием личины, и никто до самой Вены не сможет распознать в ней символ верховной власти.
Я замолчал и вперил безмятежный взгляд в Генриха. В нем не на жизнь, а на смерть боролись разноречивые чувства, и до победы любого из них было еще далеко.
– Мне надлежит завершить кое-какие дела, – наконец выдавил опричник.
– Хорошо, – кивнул я. – Я буду ждать вас через неделю на постоялом дворе близ Феллина, как мы и договаривались.
Прощальное рукопожатие знаменовало полное взаимопонимание высоких договаривающихся сторон. Я смотрел в удаляющуюся спину искателя приключений, слушая, как над лесом вновь насмешливо кричит ворон. О том, что произойдет дальше, этому «ворону» было известно не хуже, чем мне. Вскоре после того, как опричники тронутся, их догонит отряд кошевого атамана Гонты с именным приказом князя Вишневецкого неотступно следовать за Генрихом Штаденом, дабы защитить его от всякого лиходейства.
Любовь к родине не знает чужих границ.
Станислав Ежи Лец
Лица встречных были круглы, румяны и приветливы. Земля, по которой мы ехали, по мнению царя Ивана, испокон веку принадлежала его предкам, а следовательно, и ему. Правда, большинство местных жителей придерживались на этот счет иного мнения, но, как водится в делах сильных мира сего, мнение народа лишь тогда бывает правильным, когда совпадает с мнением правителя. Как бы то ни было, на данный момент еще мало что говорило о подготовке к войне. Кое-где нам встречались отряды одоспешенных горожан с алебардами на плечах, неумело марширующих под барабан. В паре мест мы заметили строителей, неторопливо латающих обветшавшие крепостные стены. Вот, собственно, и все, чем встречала Ливония надвигающуюся царскую армию. Впрочем, первое впечатление могло оказаться обманчивым.
По сути, история Ливонских войн началась задолго до Ивана Грозного и теперь насчитывала не менее пяти столетий. Все эти века она не приносила русскому оружию особой славы. В 1060 году обитавший здесь народ солов отказался платить дань сыну Ярослава Мудрого Изяславу. Не ограничившись этим, солы разграбили и сожгли построенный за тринадцать лет до этого Юрьев и подступили ко Пскову. С помощью новгородцев псковитянам удалось разгромить восставших. На стороне русов было неоспоримое превосходство в вооружении: множество лучников и доспешная княжья дружина. Им противостояли храбрость и увесистые дубины солов. Как развивалось сражение, увы, неизвестно, однако русские умудрились потерять тысячу человек – цифра по тем временам запредельная.
Именно отсюда можно начинать историю вооруженного конфликта между балтийскими соседями, зачастую прерываемого грабительскими перемириями. В то время когда в русских и ливонских землях не хозяйничали вражеские армии, здесь вовсю промышляли шайки соседских разбойников. Бессмысленно перечислять все набеги русских князей на земли балтов. Да и походам ливов, латов, эстов в сопредельные земли тоже нет счета.
Вхождение этих воинственных язычников в Европу, по легенде, имеет довольно ясную отправную точку. В 1158 году в устье Западной Двины штормом занесло бременский торговый корабль. Чудом спасшиеся купцы сошли на берег и решили заняться привычным делом – поторговать с местным населением. Правда, местное население тоже решило заняться привычным делом и отобрать все бесплатно, но доводы купцов оказались увесистее. В результате аборигены впервые были ознакомлены с благами европейской цивилизации. Торговля в устье Двины оказалась столь выгодной, что вскоре бременцы основали здесь поселение, получившее впоследствии статус города и наименование Рига.
Вслед за купцами в земли ливов двинулись и кроткие пастыри божьи. Первые ливонские подвижники Мейнгард и Бартольд были скорее кроткие, чем пастыри, а потому успеха не добились. В обмен на обещание креститься они строили в этих краях каменные замки, однако же стоило им отвернуться, как новообращенные вновь приносили жертвы идолам. Судьба подвижников была трагична, но им на смену пришел настоящий пастырь – епископ Альберт, и местное население сполна ощутило на себе тяжесть его посоха. При нем несение истинной веры балтийским дикарям было приравнено к крестовым походам в Иерусалим. За отпущением грехов в Ливонию отправилась изрядная часть разбойного люда из германских княжеств, что немало укрепило священную миссию Альберта. Вчерашние душегубы и грабители с большой дороги с удовольствием превращались в местных баронов, готовых с оружием в руках отстаивать захваченные земли, а при случае – и владения епископов.
Случая долго ждать не пришлось. В 1203 году полоцкий князь, недовольный тем, что какие-то чужаки хозяйничают в его лесах, а ливы с латами прекратили выплачивать дань, двинулся к Риге. И был с позором от нее отбит. Однако уже тогда стало ясно, что для противостояния столь грозным соседям, как Новгород и Псков, горсткой баронов не обойтись.
Тогда по инициативе того же Альберта был создан Ливонский рыцарский орден меченосцев. Правда, орден получился маленький, численность его и в лучшие годы не превышала шести десятков рыцарей. Но в этих местах он почитался грозной силой.
Уже при наследниках Альберта с таким трудом выстроенная система начала давать сбои. Бароны отказывались подчиняться епископам, орден заявлял о своих политических и земельных интересах, а местные жители, уже влившиеся в ряды католической паствы, желали видеть правителями не пришлых разбойников, а собственных племенных вождей. По сути своей, Ливония превратилась в весьма аморфную конфедерацию, где повиновение верховной власти было понятием абстрактным. Следует, однако, сказать, что даже в таком виде Ливония сослужила Руси весьма недурную службу, став щитом, закрывшим северные русские княжества от куда более опасного противника – Литвы. Против этого врага русичи и ливонцы зачастую выступали в едином строю.
