– Ты, родич, не слишком ли в хёвдинги торопишься? – мгновенно окрысился Свартхёвди. – Тут тебе не Хедебю, а Сёлунд, и старшинство твое можешь Хареку Младшему под зад положить!
Строго говоря, здесь был не Сёлунд, а Сконе, но народ решительно поддержал Медвежонка.
А я понял, что у меня два варианта: сыграть труса или возглавить не симпатичную мне затею.
Одно из правил командира: никогда не отдавать приказ, в исполнении которого сомневаешься. Хочешь остаться командиром в условиях скандинавской военной демократии, присоединяйся в большинству.
Разумеется, я мог бы сказать Гримару заветное слово: «десять марок», и, возможно, он встал бы на мою сторону. А уж своим я мог попросту приказать…
Но эти дурни-бонды, дорогие мои соседи, наверняка не услышат доводов разума и попрутся грабить Торкеля самостоятельно… А я не мог их бросить. Потому что никогда не забуду, как они дружно примчались мне на помощь, когда у меня вышел конфликт с бойцами Харальда Щита.
– Хорош, поговорили! – буркнул я. – Раз все вы так рветесь поквитаться с Торкелем, то хватит болтовни. Всем пожрать по-быстрому и по коням. А если наваляют нам по чавкам, то сопли кровавые будете утирать самостоятельно!
Диспут закрыт. Мы наскоро перекусили, взяли трофейных лошадок (на всех не хватило, но викинги бегают немногим хуже своих пони) и двинулись проверять усадьбу ярла Торкеля на знание законов гостеприимства.
Глава 34,
в которой один закаленный клинок крушит доспех, а другой разбивается о сырое железо
Ночной переход – это трудно. Но мы справились. Подошли к усадьбе Торкеля-ярла еще до петухов…
И обнаружили очередной праздник.
Точнее, его послевкусие. Перепившихся хирдманов, обожравшихся псов. И таких же обожравшихся остатками господской трапезы трэлей.
Взять супостатов оказалось не труднее, чем освободить поместье малолетних сыновей Лодина-ярла.
Форсировать забор, открыть ворота да порубить-повязать то, во что превратились храбрые и могучие воины Торкеля после пьянки и обжорства. Но…
Но к нашему огромному сожалению, ни самого Торкеля, ни его лучших бойцов на территории не обнаружилось. Форсированный допрос показал: ярл со товарищи отправился праздновать победу к своему дружку, ярлу Мьёру.
Это минус. Но был и плюс. Мы освободили селундский полон: значительную часть уведенных с сёлундской земли пленных.
Здесь же, в усадьбе ярла-разбойника, мы и решили заночевать. То есть – задневать. На марш-бросок в сторону одаля Мьёра сил уже не оставалось. Всё же мы отправились в бой прямиком со свадьбы, а свадьба по-скандинавски – это о-очень тяжелая работенка.
Я предоставил любителям этого дела поработать с пленными и трофеями, а сам забрался в одну из кладовок «длинного» дома, накидал на пол шкур из соседнего помещения, предварительно проверив оные на отсутствие-присутствие насекомых, и, как есть, в доспехах, только сапоги снявши, отбыл в мир снов.
Проснулся от грохота.
Не сразу понял, что я и где я. Сообразил. Выбрался из своей норы. Попил свежего козьего молочка в практически пустом (пяток рабынь – не в счет) главном зале, прислушиваясь к шуму во дворе и понемногу осознавая, что снаружи идет бой.
Когда мое сознание окончательно прояснилось, я пулей вылетел на свежий воздух… И едва не схлопотал стрелу. То есть – схлопотал, но доспех выдержал. И я – тоже. Только пошатнулся.
Итак, я оказался прав. Мы нарвались. Хотя пока всё обстояло не так уж плохо, ведь бой шел не во дворе, а снаружи. И адский грохот раздавался по ту сторону ворот. Надо думать, по ним лупили топорами.
Мои парни заняли правильную оборону. Над оградой густо летели стрелы, так что бойцы особо не высовывались. Но и не расслаблялись. Прямо у меня на глазах четверо дюжих ребят подняли котел с кипятком, вздели его на уровень стены и выплеснули на тех, кто ломал ворота.
Отчаянный вопль – и разбудивший меня грохот стих.
Однако стрелы продолжали лететь, и я счел за лучшее метнуться через двор и оказаться в мертвой зоне под стеной.
Тут меня и перехватил Медвежонок.
– Ты где был? – воскликнул он. – Мы тебя обыскались!
– Спал, – честно признался я. – Давно нас штурмуют?
– Только подошли. Сотни три, похоже. Торкель-ярл, Мьёр-ярл, Одд-хёвдинг и еще парочка сконских вождей. Эти себя не назвали.
– Как они узнали, что мы здесь?
Медвежонок пожал плечами. Узнали. Что уж теперь…
– Мы держимся, – сказал он. – Я посадил стрелков на крышу, остальных расставил по стене.
Я хмыкнул. Стена, называется… Забор из бревен, укрепленных камнями, высотой метра три от силы.
Хотя всяко лучше, чем чисто поле.
– Торкель знает, что у нас – его сын?
– Знает. Предложил выкуп в три марки. Больше, говорит, не стоит. И еще десять марок, чтоб мы убрались домой.
– Наглец, – констатировал я. – Да они у одного Плешивого взяли больше. Но выходить нельзя. Наверняка ловушка.
– Так и есть, – согласился Свартхёвди. – Выйдем – и нас сразу перебьют. Прорваться не получится.
У них почти все – воины, а у нас большая часть – расхрабрившиеся бонды. То есть, если ты хочешь ими пожертвовать, тогда можно попытаться. Стенульф сказал: здесь есть тропа, по которой можно уйти на запад. А потом вывернуть к одалю его воспитанников, сесть на корабли и уйти. На Сёлунд они за нами идти не рискнут.
– Как это – жертвовать? – возмутился я. – Это ж наши!
– Ну… – неуверенно протянул Свартхёвди. – А так нас всех убьют.
Я ухватил его за бороду, подтянул поближе, чтоб шум не мешал, проговорил ласково в большое ухо:
– Медвежонок, с чего ты взял, что нас убьют? Их больше? И что с того? Или ты забыл, как мы втроем с Каменным Волком этого Торкеля-ярла попользовали?
Свартхёвди дернул головой, высвобождая бороду.
– Думаешь, не одолеют?
– А как? Отбивать их мы сможем еще долго. Два колодца полнехоньки. Амбары и кладовые набиты под завязку. До весны хватит. И нам, и скотине. Но до весны нам не надо. Нам надо дождаться подмоги. Рагнара. А пока пускай лезут и рискуют здоровьем. Пускай тратят стрелы, пускай толкутся перед воротами. А мы их будем бить. И желательно не насмерть. – Это почему? – удивился Медвежонок.
– Да потому, что мертвые – они сразу в Валхаллу или еще куда-нибудь. А о раненых заботиться надо. Опять же они будут напоминать живым о том, что их может ждать не только славная смерть, а жизнь долгая, но неинтересная, потому что без ноги или руки жить совсем не так весело, как целиком.
Очень проникновенно я сказал, с чувством, ведь данная перспектива была весьма актуальна лично для меня всего лишь пару месяцев назад.
