— Как зовут тебя, неверный? — спросил противник.
— Хых, — ответил Гостемил.
— Как зовут тебя?
— Гостемил, из рода Моровичей.
Показалось ли это Гостемилу, или нет — но, вроде бы, лицо противника осветилось зловещей радостью и, вроде бы, темные глаза сверкнули. Темные ли? Светлее, чем глаза остальных. А радоваться в схватке опасно — рассеивается внимание.
Противник приподнялся, чтобы нанести удар, и в этот момент Гостемил рванулся вбок всем телом. Острие вонзилось в пол рядом с его головой. Главный потерял на мгновение баланс, и Гостемил, крикнув басом, приподнял торс, свалил противника, навалился на него сверху, и сомкнул руки на его шее. Противник попытался достать его кулаком, но Гостемил увернулся. Тогда главный схватил запястья Гостемила и стал отдирать их от своей шеи.
— Признай себя побежденным, — прохрипел Гостемил и ударил противника затылком в пол. — Признай, хорла! Признай!
Противник начал ослабевать. Гостемил, не ослабляя хватку, крикнул:
— Эй, вы там! Бросайте сверды! Сдавайтесь! Я не убью его, если вы сдадитесь!
И услышал через паузу голос помощника, переводящий требование.
Гости сомневались, и сомневались бы дальше, но в этот момент распахнулась широко главная дверь, и в гридницу ввалились две дюжины ратников и еще дюжина простых горожан. Пристыженные, они пришли на помощь своим — почти победителям. Среди них было несколько лучников.
И замерли.
— Сдавайтесь! — повторил Гостемил, продолжая душить главного.
Один из гостей, обезумев, поднял сверд и кинулся к Гостемилу, чтобы ударить его в спину. И ударил бы, если бы помощник главного не встал бы у него на пути и не всадил бы ему в грудь кинжал. Обезумевший рухнул на пол и остался недвижим. Остальные гости бросили сверды на пол. Трое или четверо ратников стали их поднимать. Помощник с чуть приподнятыми в знак перемирия руками подошел к Гостемилу и остановился в трех шагах.
— Не убивай его, — сказал помощник.
— Если я его выпущу, он меня прикончит, — прохрипел Гостемил.
— Нет. Шахин, не сопротивляйся. Ты слышишь, Шахин? — спросил помощник по-славянски.
Шахин мигнул обоими глазами. Гостемил осторожно ослабил хватку.
— Шахин, даже не думай, — добавил помощник по-славянски.
Гостемил с трудом поднялся и огляделся. Гости стояли смирно, лучники направили на них луки.
— Что с этими делать, болярин? — спросил воевода.
— Что ты меня-то… спрашиваешь? — раздраженно сказал Гостемил, отдуваясь. — Я не посадник. Свяжите их, посадите в это… как его… удилище… нет, ристалище… ну, в общем, в острог. А то и отпустите, пусть едут домой. Мне-то что, мне только деньги мои нужны, незаконно гостями присвоенные. Ах, да, дознайтесь у них, куда они дели посадника, и освободите его. Впрочем, можете и не освобождать, толку от него, судя по всему, никакого. Тебе и быть, воевода, временным посадником.
— Ага, — сказал воевода. — Ну, тогда что ж… Тогда… свяжите этих двух сперва, — он показал рукой на главного и помощника.
Главный презрительно улыбнулся, будто ничего другого и не ожидал. Помощник покачал головой.
— Болярин, — сказал он. — Ты говоришь, не подумав. Нас прикончат этой ночью, и ты об этом пожалеешь.
— Почему же пожалею? — спросил Гостемил, подбирая обломок своего сверда и рассматривая его.
— Мы дети Зибы, — сказал помощник.
Гостемил замер.
— Близнецы, — добавил помощник. — Его зовут Шахин. А меня Ширин.
Гостемил бросил обломок на пол.
— Ширин — женское имя, — сказал он.
Помощник не ответил.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. ДЕТИ ЗИБЫ
Несколько ратников съездили к одному из окрестных землевладельцев и под расписку воеводы привели пятерых холопов — закапывать трупы. Гостей похоронили сразу и без церемоний, «ростовчан» тоже. Среди убитых ратников оказался один христианин. Священника в церкви не было — и вообще богослужения прекратились около двух недель назад. Татьяна, суровая среднего возраста хозяйка крога, в котором остановился Гостемил, совершила по его просьбе обряд на правах обыкновенной христианки. Пленных ввергли в узилище, включая раненых.
Детинец наполнился ратниками — оказалось, их около двух сотен, и все они только что вернулись в город из каких-то отлучек по важным делам. Сунулись под часовню, где хранилось золото, а воевода, занятый административными неувязками, не успел вовремя появиться и поуправлять — возникла драка. Выявилось еще двое убитых. Затем золото вынесли наружу в мешках и разложили перед входом в терем. Воевода выдал каждому ратнику жалованье за три месяца. То, что осталось, показалось наблюдавшему брезгливо за действом со стороны Гостемилу смехотворно малым. Даже если ратники в радости и драке умудрились украсть половину золота — все равно трудно представить, что вот она — вся черниговская казна, вместе с золотом Семяшки и других купцов. Также прошел слух, что деньги увез сбежавший священник. Вытащили из узилища одного пленного «ростовчанина» и допросили, и вскоре выяснилось, что несмотря на то, что подозрения со священника не снимаются, основная часть казны скорее всего перенаправлена Свистуну в Семидуб.
— Что такое Семидуб? — спросил воеводу Гостемил.
— Так Свистун называет свой дом.
— И где же этот дом находится?
— Боюсь, что победа над черными лешими вскружила тебе голову, болярин, — ответил воевода. — Со Свистуном не хотел связываться даже сам Мстислав.
— Ничего, я выше Мстислава ростом, — сказал Гостемил. — Так где же?
Воевода вздохнул. Двое ратников, слушавшие разговор, переглянулись и посмотрели на Гостемила с восхищением.
— Откуда ты родом, болярин? — спросил воевода. — Хочу знать, где таких людей как ты женщины рожают.
— В Муроме, — ответил Гостемил, и подмигнул. — Так где же ваш Свистун обитается? Я не драться с ним собираюсь. Я сторонник дипломатии. Драки — примитивны оне.
— Ишь, какой скорый. Ты уедешь лясы точить со Свистуном, а мы тут разбирайся — откуда и зачем к нам гости пожаловали диковинные.
— Из Каира они к вам пожаловали, — сказал Гостемил. — В целях завоевания и порабощения вас. Вот все и разъяснилось. Теперь скажешь, где Свистун живет?
— В Черной Грязи.
— Я серьезно спрашиваю.
— Так называется место. Черная Грязь.
— Это где?
Воевода показал рукой.
— Юго-запад, — определил Гостемил. — На том берегу? Между Десной и Днепром?
— Да. Аржей пятьдесят по Сизой Тропке, через Сраный Мост.
— Заключаю по названию, что Тропка — не хувудваг.
Воевода засмеялся.
— Настолько не хувудваг, болярин, что страшно делается. Особенно ночью. Дело твое, но лучше бы ты у нас остался.
— Зачем? — удивился Гостемил. — Уж не думаешь ли ты, что мне в ваших палестинах полюбилось что-то? Два крога на весь город, писцов нет, скоморохов нет, единственный священник — и тот сбежал, и я его понимаю и, будь я священником, тоже сбежал бы.
— Видишь, болярин, все это можно исправить. Будь у нас посадником.
— Посадника назначает Ярослав.
— Временным. А когда Ярослав приедет, мы его попросим, чтобы он тебя определил на постоянную должность. Слышишь, ворота трещат? Это народ в детинец ломится — лицезреть своего спасителя.
Гостемил поморщился.
— Ладно, — сказал он. — Куда вы запихали пленников, пока я мыться ходил?
— В узилище.
— Это где?
— Это там.
— Я возьму себе двух.
— Дело твое, болярин. А по мне, так в холопы эти люди не годятся.
— Посмотрим.
— Которых двух?
— Главного и его помощника.
Воевода странно посмотрел на Гостемила.
— Помощник — еще куда ни шло. Но главного? Ты отвернешься, тут он тебя и прирежет, болярин.
Гостемил подумал, что в словах воеводы в первый раз за время их знакомства звучит здравый смысл.
— Хорошо. Вот что… до суда…
— До суда.
— Возьму только помощника.
— Кто-то из ратников слышал, — интимно сказал воевода, — что они дети какой-то… Зибы, что ли… и кто-то подметил, что главный…
— Ратникам сплетничать не пристало, — наставительно сказал Гостемил. — Но нет. Ни в каком родстве ни с какой Зибой я не состою, конечно же.
— Да, я понимаю.
Вскоре Гостемилу привели безбородого помощника со связанными сзади руками. Гостемил поблагодарил ратников и воеводу и положил руку помощнику на плечо. Помощник вздрогнул и хотел вывернутся, но боль в запястьях, локтях, бицепсах очень мешала.
— Конь мне нужен.
Тут же нашелся и конь — воевода рад был услужить Гостемилу в любой прихоти. Помощник стоял рядом с Гостемилом и смотрел в одну точку.
— Слушай меня, Ширин, — сказал Гостемил тихо. — Сейчас я сяду на этого коня… вот, того, которого ратник отчитывает за то, что он ему сапоги обосрал… Сяду на него, а тебя возьму под мышки и перекину через седло. Будто ты мой личный пленник. Персональный. И мы выйдем из детинца. Там будет много восторженных криков. Я повезу тебя в крог, где я остановился. И там ты будешь в безопасности. Если я выведу тебя отсюда пешком, тебя просто разорвут на части.
