- Разрешите доложить, товарищ комдив! - вытянулся перед Парсеговым начарт дивизии полковник Иванов.
- Докладывайте!
- Плацдарм хорошо пристрелян финнами! Видимо, еще летом. Поэтому перед тем, как выводить дивизион на плацдарм, считаю необходимым подавить вражескую береговую батарею.
- Что за батарея? - нахмурился Парсегов.
- Несколько крупнокалиберных орудий, расположенных в устье Тайпален-йоки. Примерно вот в этом районе, - ткнул пальцем в карту полковник.
- У вас здесь целых три полка! Пятьдесят восемь крупнокалиберных орудий! - сверкнул глазами Парсегов. - Почему эта батарея до сих пор не уничтожена!
- Данные звуковой разведки не позволяют точно установить направление и дальность до батареи, товарищ комдив, - вытянулся руки по швам Иванов. - А визуально корректировать стрельбу затруднительно из-за рельефа местности.
- А с воздуха? В ваше распоряжение был передан аэростатный взвод! Почему не корректируете огонь с аэростата?
- Скорость ветра не позволяла поднять аэростат, товарищ комдив, - развел руками Иванов. - По инструкции не положено поднимать при порывах свыше семи метров в секунду. А у нас тут…
- А у нас тут - война! - отрезал начальник артиллерии армии. - Приказываю! Немедленно! Организовать корректировку с аэростата!.. А вы, капитан, - повернулся он к Мальцеву. - Подготовьте орудия к стрельбе и направьте корректировщика к воздухоплавателям! Выполняйте!
- Есть! - капитан козырнул, четко по уставу повернулся налево-кругом и строевым шагом убыл из блиндажа.
- Даю вам сутки, полковник! И ни часом больше! - прищурился Парсегов. - Завтра дивизион должен приступить к уничтожению ДОТов на плацдарме!..
Аэростат артиллерийского наблюдения АН-540 состоял из наполненной водородом оболочки, изготовленной из двухслойной прорезиненной материи с алюминированным покрытием, такелажа и сплетенной из ивовых прутьев гондолы для двух наблюдателей. Поднимался и опускался аэростат с помощью ручной лебедки, установленной на бронеавтомобиле. А связь с землей поддерживалась по телефону.
В полдень огромный трехперый баллон с подвешенной к нему на длинных тросах крошечной кабинкой медленно, почти торжественно, всплыл и, слегка покачиваясь, замер под низкими лохматыми облаками. Впрочем, это только с земли казалось, что он покачивается слегка. На самом деле, гондолу мотало из стороны в сторону, словно утлую лодочку в открытом море.
Болтанка на привязных аэростатах (в отличие от пилотируемых) была довольно сильной даже в тихую погоду, являясь неустранимым недостатком конструкции. Но дело было не в том, что качка мешала вести наблюдение. А в том, что она вызывала жестокие приступы морской болезни у экипажа.
Командир третьего аэростатного взвода тридцать первого отдельного воздухоплавательного отряда аэростатов артиллерийского наблюдения воентехник второго ранга Саид Джилкишиев решил сам подняться в пасмурное карельское небо с артиллеристом-корректировщиком. Потому что ветер, хотя и стих немного со вчерашнего дня, все еще был довольно силен.
Джилкишиев был опытным воздухоплавателем, до призыва пять лет служил испытателем в учебно-опытной эскадре кораблей научно-исследовательского комбината «Дирижаблестрой» и имел несколько сот подъемов на аэростатах. И пилотируемых свободных, и привязных. Поэтому давно уже притерпелся ко всем прелестям воздухоплавания. И к жестокой качке. И к жестокому морозу. И к кислородному голоданию на большой высоте.
Впрочем, от морозов спасали меховой комбинезон, собачьи унты и кротовая маска, а от голодания - кислородная. Что же касается морской болезни, то Джилкишиев неустанными тренировками вестибулярного аппарата сумел таки ее преодолеть. Точнее свести к минимуму ее симптомы.
А вот лейтенанту Пономаренко, начальнику разведки четвертого дивизиона, ни разу в жизни не бывавшему в море, пришлось испытать эти симптомы в полной мере!
Коля Пономаренко окончил Одесское артиллерийское училище всего два месяца назад. И был зеленый, как огурец. Фигурально выражаясь. И не фигурально выражаясь тоже. Потому что позеленел уже через пять минут после подъема.
Однако крепился из последних сил. И, слава Богу, что, замотавшись, он не успел ни позавтракать, ни пообедать после ночного марша. Не то было бы ему совсем худо…
Так или иначе, когда аэростат достиг высоты восьмисот метров и зафиксировался (если можно так выразиться, конечно!), лейтенант Пономаренко превозмог себя и приступил к наблюдению и расчетам.
В Одесском артиллерийском училище готовили средний комсостав для крупнокалиберной (двенадцать, одиннадцать и восемь дюймов) артиллерии. Причем готовили всерьез! Поэтому курсанты в свободное от внутренней и караульной службы время занимались не только строевой и политической подготовкой.
Каждый выпускник умел точно и быстро готовить данные для стрельбы по целям в полевых условиях шестью различными способами! Включая аналитический. С учетом всех поправок (скорость ветра, температура воздуха, температура заряда, отклонение веса снаряда и заряда от нормы, поправка на вращение Земли)! А также отлично ориентировался на местности, был обучен топографической съемке, ведению артиллерийской разведки и составлению боевых донесений и схем…
Когда белофинская батарея начала свой ежедневный обстрел плацдарма, Пономаренко усилил наблюдение, шаря биноклем в районе ее предполагаемого расположения. И вдруг заметил четыре вспышки и дымок очередного залпа. Огневые позиции противника находились около Каарнайоки - небольшой речки, впадающей в Тайпален-йоки возле самого устья.
Таблица поправок и новенькая (только что из типографии!) крупномасштабная карта местности лежали у него в планшете. Джилкишиев ждал указаний на телефоне.
Лейтенант нанес положение батареи на карту, быстро рассчитал данные для стрельбы фугасными снарядами с введением всех поправок, имеющихся в таблице, и Джилкишиев тут же передал их вниз.
- По батарее противника огонь! - скомандовал Пономаренко и, позабыв о морской болезни, впился биноклем в местность в поисках разрыва.
Но так ничего и не увидел. Наверное, от волнения. Потому что впервые в жизни стрелял не по фанерной мишени на полигоне, а по реальному противнику. А может, потому что наблюдению мешал высокий лес в районе цели.
Одним словом, разрыва он не заметил. Однако каким-то шестым чувством ощутил, что снаряд упал почти, где надо. И дал поправку на десять делений угломера вправо, уменьшив дальность на двести метров. На всякий случай.
И едва удержался от радостного, мальчишеского вопля, когда увидел разрыв точно в плоскости стрельбы. С перелетом.
