– Это и стоило ожидать, – проговорил Меншиков.
Александр Данилович ничуть не удивился такому известию. Он нервно ходил, покуривая трубку. Останавливался бросал взгляд в сторону Андрея. Трудно было определить – гневается князь или нет.
– Ладно, граф, – молвил вдруг он, – ты со своей стороны сделал все, что мог. Пытался переубедить полковника, но не смог.
Эстонец переминался с ноги на ногу. Он ощущал вину за предстоящую трагедию.. Меншиков же подошел к столу и вытащил из кипы бумаг – два письма.
– Гонцы, с разницей в сутки доставили. Последнее, как раз перед твоим возвращением.
Увидев удивленный взгляд графа Золотарева, пояснил:
– Первое тебе не показывал, так как о его содержании ты, непонятно каким образом, и так можешь догадываться. Так что – читай!
Андрей взял первый листок, пробежался по нему глазами. Петр писал, что несмотря на все предыдущие письма от князя, до последнего не верил в измену гетмана. Только это сообщение, из-под города Батурина, открыло ему глаза. Монарх приказывал закрыть путь для неприятельских войск и не допустить врагов к продовольствию и оружию, что там имелись. Во втором письме Петр сообщал, что послал в Чернигов указ о измене гетмана, чтобы те опасались и не допустили Мазепу в этот город.
– Обложили словно лису, – молвил Андрей.
– Верно подмечено, – произнес Александр Данилович, подошел к столу, наклонился минуту перебирал бумаги наконец воскликнул довольно. Вытащил еще один лист и протянул со словами, – читай, – графу, – вслух читай.
Золотарев быстро пробежался по тексту глазами и выбрал важный кусок. Начало, где писалось – «Божьей милостью»… и прочая-прочая, он решил отпустить, не считая это чем-то значительным, и прочитал в слух:
– Известно нам, великому государю, учинилось, что гетман Мазепа, забыв страх Божий и свое крестное к нам, великому государю целование, изменил и переехал к неприятелю нашему, королю Шведскому, по договору с ним и Лещинским, от Шведа выбранным на королевство Польское, дабы со общего согласия с ним Малороссийскую землю поработить по прежнему под владение Польское и церкви Божии и святые монастыри отдать во унию. И понеже нам, яко государю и оборонителю Малороссийского краю надлежитотческое попечение о вас имети, дабы в то порабощение и разорение Малой России, такоже и церквей Божиих во осквернение не отдать, того ради повелеваем всей генеральной старшине, полковникам и прочим вышеназначенным чинам войска Запоржского, дабы на прелесть и измену сего изменника, бывшего гетмана, не смотрели, но при обороне наших Великороссийских войск против тех неприятелей стояли и для лучшего упреждения всякого зла и возмущения в малороссийском народе от него, бывшего гемана….(53)
Андрей с трудом прочитал текст, но тем не менее понял его содержание. За время проведенное в восемнадцатом веке он так и не смог освоиться со стилистикой, используемой Московским государем.
– Нам бы этот указ сегодня с утра. Ознакомили с ним казаков Батуринских и глядишь результат-то другой бы был, – проговорил Меншиков, забирая бумагу, – а так жди теперь, бумагу с текстом, как турецкому султану.
Но бумага от полковника Чечеля к вечеру двадцать восьмого октября так и не пришла. Дмитрий Васильевич тянул, в надежде на то, что пока не появится явного отказа о сдаче Батурина, Меншиков на штурм, во избежание жертв не пойдет.
Утром первого ноября сердюцкий полковник приказал открыть по осаждающим артиллерийский огонь. Пушечному обстрелу подверглись посад и солдаты, несколько ядер, со свистом перелетев через Сейм, грохнулись возле шатра Меншикова. Так Чечель взял на себя ответственность за начало военных действий, сжигая постройки вне фортеции.
– Бумагу ждать больше не нужно, – проговорил Александр Данилович, выходя, в компании с Голицыным и Золотаревы, из палатки. – Вчера отправил в город поручика Зажарского. Дал батуринцам последний шанс свободно выйди из крепости, не боясь никаких опасностей.
Граф Золотарев знал, об этом рассказал Зажарский, что его сердюки чуть не растерзали, а Чечель, выйдя из себя, пригрозился содрать кожу с Меншикова. Андрей предполагал, что впусти полковник часть отряда светлейшего, то город уцелел бы, как это случилось с другими, в числе которых был Новгород-Северский, но он этого не сделал, превратив тем самым жителей в заложников. Посланные же в город казаки Палий и Нечес не вернулись. Эстонец надеялся, что они вызовут в стане казаков недовольство, а там те под шумок и арестуют Чечеля да Фридриха фон Кёнигсека.
– Ты, граф, – проговорил Меншиков, – ступай на Андлар. Будешь город с небес осматривать, и о передвижение неприятеля мне докладывать. С того момента, как ты сии шары изобрел, мы можем наблюдать за передвижением противника. Иногда запросто опережая его.
Золотарев уехал. Он обнаружил шар в воздухе, еще минут пять ждал, пока тот спустят на землю, потом еще столько же пока оболочка наполнится теплым воздухом. То, что Меншиков оказался прав на счет Андларов, Андрей убедился лично. Поднявшись в небо вместе с одним из Преображенцев, он лично наблюдал сложившуюся вокруг города обстановку. Во-первых, мост через Сейм был разобран. Из не засыпанных ворот, тех самых в которые он недавно ездил с Голицыным, «есаул артиллерии» «на испуг» выкатил аж шесть пушек, вокруг которых суетились казаки. Андрей видел, как те стреляли. Меншиков теперь бегал около полка и размахивал руками, что-то приказывал. Через минуту графу стало ясно – что. Полки выступили к Сейму и выстроились вдоль берега в линию. Светлейший приказал переправиться через реку всего лишь пятидесяти гренадерам. Причем на двух лодках. Испугавшись, сердюки, как сказал потом Александр Данилович, «тотчас с великою тревогою в город побежали и мосты очистили». Гренадеры тут же превратились в саперов. После двух спусков вниз и подъемов, Андрей, в конце концов, увидел, как через восстановленный мост на тот берег стали переходить драгуны.
Золотарев видел, как Меншиков на коне скакал впереди драгун. Видно было, что он приказывал драгунам идти к горящим хатам. Среди уцелевших построек, тех, что удалось погасить, засели солдаты. Андрей заметил, как к князю подбежал денщик, что-то тому прокричал. Меншиков подозвал к себе Голицына, сделал распоряжение и поскакал к шатру.
Причина этакого поведения выяснилась через несколько минут, когда к Андлару прибежал все тот же денщик. Сперва он подошел, к дежурившему внизу преображенцу, что-то ему сказал, и служивый медленно стал опускать шар. Затем, когда Андлар коснулся земли, подбежал к графу и произнес:
