На переборке пассажирского салона уже погасли красные транспаранты «Не курить! Пристегнуть привязные ремни!».
Седоватый грузин, сидевший в крайнем, у овального окна, кресле, откинул чуть назад, поудобнее, спинку, опустил откидной столик, достал из внутреннего кармана пиджака построенную на секретном заводе по совершенно секретной технологии плоскую фляжечку из нержавейки, отвинтил колпачок и вежливо предложил соседу:
— Не угодно ли?
Тот с готовностью кивнул, поднялся на ноги, снял, открыв крышку на багажной полке, потёртый, видавший виды «дипломат» и достал оттуда шмат розового, восхитительно пахнущего чесноком сала…
Увидевшая это, безусловно запрещенное в период антиалкогольной кампании, когда даже «Иронию судьбы» в Новый год не показывали, действо — стюардесса машинально поморщилась, но тут же заговорщицки подмигнула пассажирам и немедленно принесла им пару пластиковых чашечек…
Нет, поганый Горбачёв! Жива Русь Святая, чьё веселие — есть пити…
— Ну, товарищ, по глоточку…
— Т-а-а, щоб шлях як та скатэрть…
— В командировку?
— О тож… толкачом!
— Понятно… Минобщемаш?
— Южмаш…
— А что же через Киев? У вас же есть рейс прямой, до столицы…
— Та думав, що у рэспубликанских щось добудемо… куда там! Усё в Москве…
— Ну, это понятно… вздрогнем?
— Немедленно! Ишьте сало, добродий… не покупное! Жинка солила!
— Спасибо, ем… ну что скажете про текущие события?
Собеседник набряк лицом и от волнения перешёл на чисто русский язык, забыв ридну мову, которую, честно говоря, почти и не знал:
— Отчего мы раз за разом отдаём голоса за алчных, бездарных и безнравственных оборотней-хамелеонов?
Проголосуем, а потом на протяжении немногого времени «галасуем»: «Геть!», «Достали!», «Так жить нельзя!». И к кому обращены эти голоса? К власти, которую сами же и избрали?
— Для начала давайте, дорогой товарищ, уразумеем, чего ждём или хотим от выборов. Какова наша цель? Поменять шило на мыло, социализм на капитализм?
— От! «Частная собственность превращает людей в нелюдей» — правильно Маркс сказал, это не пустые слова.
Её спутники — безработица и конкуренция.
Первую многие уже испытали на собственной шкуре. Потеря работы — тяжкая утрата. Порой человеку собственная смерть покажется благом по сравнению с безработицей.
Конкуренция не менее страшна. Это же не соревнование за звание ударника социалистического труда. Здесь борьба идет не на жизнь, а на смерть.
Конкуренция — это же устранение соперника.
И тут в ход идут любые средства и методы. Известны факты, когда предприниматель подсыпал отраву в пищу, приготовляемую в конкурирующем заведении — был случай, когда пострадали дети в детсаду… Да и любой из нас с вами может стать жертвой погони за прибылью, например, купив просроченных продуктов питания или поддельных лекарств. Конкуренция — это взрывы и пожары в магазинах, на рынках, складах. Это разборки с убийствами. Уже начались!
Помню, у нас в Запорожье многие заранее радовались: вот придёт частник, наведёт порядок, половину сотрудников выгонит, зарплаты увеличатся вдвое (и невдомёк было этим оптимистам, что и они могут пополнить ряды уволенных).
Повысится, мол, качество обслуживания, конкуренция заставит производить больше продукции (и лучшего качества), соответственно понизятся цены. И что?
Улучшились у нас бытовое или медицинское обслуживание?
Зарплата стала ли вдвое больше? Кое-где — возможно. Но за счёт чего и кого? За счёт уволенных и роста интенсивности труда. Рабского. А как жить оставшимся без работы?
— Да, гримасы капитализма… Советская власть обеспечивала нам пусть не шикарную, но добротную и достойную жизнь — всем, гарантируя три важнейших условия человеческого бытия: трудоустройство, бесплатное медицинское обслуживание, уж какое было, и образование — высококачественное! Капитализм дает лишь право на них…
— Ага, а мы смотрели телевизор и не верили… изобретали себе молочные реки с кисельными берегами, и помещали их отчего-то в Канаду. Вот она, Канада, — сама к нам приходит!
— Ну, а как у вас по поводу самоопределения Украины думают?
— Развал СССР стал бы трагедией для всех народов.
Народов, но не властей! Республики по вине своих руководителей чуть ли не стали врагами.
Как можно, будучи в здравом уме, назвать развал Советского Союза — благом?! Жили мы всегда одной великой, дружной семьёй. А распад семьи — всегда трагедия, беда для всех её членов. Скажите, разве каждая республика в составе СССР (в семье!) не ощущала заботу и помощь всей огромной страны? Как в нормальной человеческой семье.
Да, случались и промахи, ошибки, были и недостатки, и неурядицы. А в какой семье, особенно большой, их не бывает? Но ведь мы заботились, помогали друг другу! Неизвестно, достигли бы таких больших успехов республики Закавказья и Средней Азии, не войди они в СССР.
— Да, чего там неизвестного… жили бы там как в Иране или в Афганистане…
— Я кажу так — в большую и дружную советскую семью старшей сестрой входит моя Батьківщина — УССР.
«Живи, Україно, прекрасна і сильна! В Радянськім Союзі ти щастя знайшла!» Как слышу это — плечи расправляются, душа наполняется гордостью. Это вам не бандеровская «Ще не вмерла…» — мне лично от этих слов становится как-то не по себе: и моторошно, и страшно (а что будет завтра), и надвигается такая тоска и безысходность, что свет не мил.
Украинская ССР сегодня входит в десятку самых развитых стран мира (ничего себе «московская колония»!), в 1945-м вместе с Белорусской ССР стала одним из государств — основателей ООН. Оце — моя Україна!
А её хотят сделать западэнским придатком! Прицепить слона к моське…
— Вот! Первый украинский космонавт, Павел Попович, полетел в космос менее чем через полтора года после Гагарина… А когда полетел бы в космос первый самостийный космонавт?
— Да, полетел бы он — разве, в качестве подопытного кролика, на американской ракете, вместо американского шимпанзе… потому как был бы дешевле.
Причём в разы!
— Давай еще закатим…
— Будьмо! А ты не думал, с чего всё началось?
— Немало думал, почему мы неначе подуріли, як Шевченко пысав… — перешел на украинский Серго. — И вдруг пришло «прозрение». Майданыкуем: «Так жить нельзя!» А как — можно?! Или, вернее, — как хотелось бы?!
— Слухайте, товарищ… Серго? Как Орджоникидзе, да? А меня — Михайло Северин… Я тебе вот що кажу…
В советские годы родилось такое выражение: «Всё вокруг колхозное — и всё вокруг моё».
Великий смысл заложен в нём, показала наша жизнь того времени и наша человеческая сущность — «моё».
Колхозное («наше!») — это хорошо, а «моё» — всё же лучше, ближе. Вот и тянули (не воровали!) не только с колхозных полей, но и с фабрик, строек, заводов, шахт — кто где работал. Кто по мелочам, кто по-крупному. В зависимости от должности, от возможностей.
Несли все, что плохо лежало, а порой — и то, что хорошо.
Нас так и называли: несуны. Кто возил машинами, тем таких кличек не давали: начальство! Стали появляться богачи, куркули.
Хорошие добротные дома с заборами и предостережениями: «Во дворе — злая собака!» Но таких особняков было обмаль, да и не очень они выделялись на общем фоне «рабочих построек». Большого разрыва в богатстве не существовало, все «жили — не тужили».
Теперь же… «Моё!» стало смыслом жизни многих из нас. Вспомним, как вокруг больших и малых городов росли словно грибы после дождя «бедняцкие хутора» за трёхметровыми сплошными — ни щёлочки — заборами, кое-где — настоящие дворцы с табличками «Частная собственность! Вход воспрещён» или чаще «Объект под охраной». Так оно на глазах разрасталось, пускало корни — ё моё.
Если в большой аудитории спросить: «Кто не хочет быть богатым?», никто, вероятней всего, не откликнется.
Не знаю, кто сказал: чтобы быть богатым, надо убить в себе совесть. Согласись — это аксиома.
Честно трудясь, очень богатым не станешь. Там, где большое богатство, зачастую оно завязано на преступлении.
Многим известно и другое изречение: стыдно жить богато, когда вокруг нищие. Действительно, нормальному человеку стыдно станет есть, кусок у него в горле застрянет, если на него смотрят голодные глаза.
Обязательно поделится, коли есть в нём хоть капля милосердия.
Вот этого «стыдно» у эгоиста быть не может.
— Да уж… В словаре Даля в статье «эгоизм» сказано:
«Самотник говорит: было бы мне хорошо, а там — хоть волк траву ешь». Так мы зачастую и живём! Если мне хорошо — значит, справедливо. Своя рубашка ближе к телу. Перетягивая одеяло на себя, не задумываемся: а не зябнет ли кто рядом? Из той же оперы: хочешь жить — умей вертеться; моя хата с краю.
