Может, поэтому Петр так и ценил своего наставника и друга. Бескорыстие для человека при власти – редчайший дар.
– Не разорюсь. Я посмотрел, как стреляет капитан Санглиер. В бою это зело поможет, – ответил Голицын.
Лефорт кивнул и спросил уже у Командора:
– Серж, откуда вы взяли штуцера? Ни в одной армии их нет.
– Сами изготовили. Нам понадобилось оружие более точное и дальнобойное, чем фузеи. – Где именно понадобилось, Кабанов уточнять не стал.
– А это – мои офицеры, – раздался позади голос Петра.
Преображенцы невольно обернулись.
Самодержец стоял в компании голландских купцов. Руки царя дружески лежали на плечах двоих ближайших мореходов, и вообще, вид Петра был непривычно радушным, словно он только сейчас встретил настоящих друзей. За столом, если не считать Лефорта, сидели в основном слуги.
Один из голландцев присмотрелся к Командору и вздрогнул.
Командор в свою очередь тоже признал его. Да и как не признать? Перед ним стоял Ван Стратен, купец и капитан, чьи корабли Кабанов дважды забирал в качестве приза. Один раз в Вест-Индии, и не столь давно – у берегов Англии.
Для некоторых людей мир бывает тесным.
– Но это же… – Ван Стратен поперхнулся собственной фразой.
Может, все бы и обошлось, однако Петр заметил испуг желанного гостя, напрягся и повелительно произнес:
– Что такое? Говори.
Кое-кто даже привстал, пытаясь понять происходящее. Шумели только в дальних концах зала. Здесь же установилась довольно странная для застолья тишина. В этой тишине послышался тихий голос голландца:
– Это Командор Санглиер. Знаменитый морской разбойник.
Если бы сказал «пират», то многие бы не поняли, но разбойники были известны всем. И наказывались без всякой жалости. Поэтому рык самодержца ни у кого не вызвал удивления:
– Арестовать!
Работа неожиданно не просто сдвинулась с места, а устремилась вперед семимильными шагами. Так иногда бывает. Топчешься на месте, проклиная весь белый свет и собственную глупость, а потом вдруг не успеваешь перевести дух. Только трудишься, смотришь на содеянное тобой да предчувствуешь уже недалекий результат.
Может, на ускорение повлияла суровая зима. Делать больше было решительно нечего. Морозы, сугробы, тьма, начинающаяся едва ли не с полудня… То ли пить без просыпу, то ли трудиться не покладая рук. Второе, оно предпочтительнее. Большинство населения старательно придерживалось поста. Кабаки поражали непривычным безлюдьем. Сидеть в них крохотной, противопоставившей себя миру компанией было неуютно.
А тут еще монахи Борисоглебского монастыря. Зайдет такой, и начинаются нравоучительные беседы о душе, о грехах, на которые падок человек, хоть заранее известно, что отвечать за них все равно придется.
Почему я должен отвечать за каждый несвоевременно съеденный кусок мяса, было не очень понятно. Наверно, я просто нерелигиозный человек. Причем не только с точки зрения православия. Своих соплеменников в этих вопросах я тоже не понимал. Тех из них, которые, не взывая к восхваляемому уму, вдруг пускались в споры, а можно ли в субботу включить телевизор, или это тоже работа? По субботам что-либо делать грех. Нет, смешно, но я знал и таких…
Собственно, дела ощутимо сдвинулись еще во время приезда Командора со товарищи. Но если Жан-Жак занимался исключительно порохом, то Сергей с Григорием помогали нам. Когда же один за другим вернулись из поездок Женя с Аркашей, начался подлинный праздник труда.
Командор долго справлять его не стал. Они с Ширяевым побыли с неделю и отправились в полк, зато мы остановиться уже не могли.
Дело дошло до того, что изготовление штуцеров, собственно, наша прямая задача, было перепоручено работникам, а основные силы уходили на собирание паровой машины.
Несколько комплектов шатунов, цилиндров и прочих относительно сложных деталей были произведены еще во Франции. Культура производства в королевстве Людовика явно превышала ту, которая ждала нас на Руси, а терять время на трудоемкие подгонки, шлифовки и прочее решительно не хотелось.
Зато теперь основным стало изготовление котла, а затем окончательная сборка первой машины в мире.
Как звучит – первая! Только решить, назвать ли ее паровой машиной Ардылова, Флейшмана или Кабанова…
Шучу. Патентного бюро все равно не существует, а потомки в случае удачи пускай решают сами, в чью честь поименовать первый пыхтящий и парящий агрегат. Нам к тому времени будет уже все равно.
На изготовление котла пришлось позвать половину кузнецов с округи. Сваривать корпус было нечем. Оставалось клепать. Стук молотков долго преследовал нас не только во время работы, но и ночью во сне.
Собственно, в паровой машине ничего сложного нет. Придумать ее вполне могли еще древние греки. Но то ли они демонстративно плевали на любую технику в целях повсеместного внедрения спорта (например, гребли), то ли жалели свои чахлые леса, делать этого мудрецы, философы и прочие основатели современной цивилизации не стали.
Огонь в котле нагревает воду, вода превращается в пар, пар двигает цилиндры, кривошип крутит вал, вал передает момент куда требуется. Короче, элементарно, Ватсон. Правда, больше на словах. Но описать агрегат и изготовить его – разница заметная.
Я никогда не ощущал в себе желания стать Сайресом Смитом. Да и сейчас больше подсказывал, советовал, как истинный зевака, одним словом, руководил. Было бы над чем, а уж кому руководить – всегда найдется. У меня ведь два помощника имелись. Плюс Ардылов и Кузьмин в качестве мастеров. И куча народа для непосредственного проведения работ, если уж пользоваться суконным деловым стилем.
Испытание паровика планировали провести в январе всей немногочисленной, но спаянной командой. Но не успел закончиться декабрь, а все уже было готово. До Рождества оставалась неделя. И лучшим подарком к нему являлась заполнившая большой сарай машина. Даже труба торчала наружу. Между прочим, у самого котла металлическая. И уж затем она переходила в каменную.
Целый день в сарае наводился порядок. Мусора набралось столько, что вынести его самим было проблематично. Точнее – лень. Проще заплатить, а там всегда найдутся, кто проделает всю процедуру за копейки. В полном смысле слова – копейки. Покупательная способность денег еще долго будет иная, и та же пресловутая копейка для обычного горожанина как для нас… Даже не знаю сколько. Коров в двадцать первом веке я не покупал, а телевизоров не продают здесь.
Теперь оставалось самое трудное – ждать. Раз уж собрались провести испытания всем скопом. Ждать, пока не приедут наши.
