Дмитрий Казаков - Высшая раса

– А у меня – брата, – печально сказал юноша. – Он на границе служил, в Карелии. Там и остался. Я вот хотел за него отомстить…

– Завтра будет шанс! – усмехнулся Усов, поднимаясь.

Солнце, словно желая присоединиться к невеселому разговору, высунулось из облаков. Над Веной простерся веер призрачно-желтых неярких лучей, похожих на огромную руку, материнским жестом прикрывающую крошечных людей.

Верхняя Австрия, окрестности замка Шаунберг

2 августа 1945 года, 20:37 – 20:55

За день ноги капитана Радлова устали так, что, казалось, существуют отдельно от тела, подобно каменным придаткам, которые необходимо переставлять для того чтобы передвигаться.

Бойцы его группы тащились позади, такие же измученные, как и командир. Утомление выказывалось в первую очередь в тяжелом, угрюмом молчании, в отсутствии привычных шуток и разговоров.

Они пробирались вдоль берега Дуная к тому месту, где вчера устроили стоянку. Немцы, вопреки ожиданиям, не послали за группой преследователей и даже не особенно усилили охрану замка, так что обследовать его пустынные окрестности было не особенно сложно даже днем.

Петр здраво рассудил, что выход из подземного хода, если таковой существует, должен быть на месте, не видном со стен Шаунберга, с одной стороны, и не очень от него удаленном, с другой. Вряд ли было под силу средневековым строителям прорыть подземный туннель более километра длиной.

Наиболее серьезно раненные охраняли лагерь, а разбитый на несколько групп отряд ночь и день обшаривал овраги и заросли. Вот только толку от поисков пока не было никакого. Они обнаружили несколько пещер, да только все они явно были природными и заканчивались тупиками.

На том месте, где должен был стоять секрет, из кустов выглянул солдат с оторванным ухом, весь обвешанный для камуфляжа веточками. Петр кивнул, и солдат спрятался, исчез за переплетением ветвей.

Несколько бойцов из вернувшейся раньше группы Сиркисяна спали, а сам лейтенант сидел, глядя в одну точку, на коленях у него стояла открытая банка тушенки. Из нее поднятым шлагбаумом торчала ложка.

– Ну как? – спросил Петр, сбрасывая с плеч вещмешок и автомат. Как всегда, в первые мгновения после избавления от груза тело окрылила обманчивая легкость.

– Что? – лейтенант очнулся и некоторое время непонимающе смотрел на командира. Затем Сиркисян осознал происходящее и ответил грустно: – Совсэм никак. Ничиго нэ нашли!

От расстройства его акцент звучал сильнее обычного.

– Завтра продолжим, – сказал Петр, снимая сапоги и разматывая портянки. От них шла жуткая вонь, но сил на то, чтобы пойти к воде и постирать, не было.

– Зачэм это? – лейтенант махнул рукой. – Всё равно ничиго не найдем!

– Отставить разговорчики! – Петр понимал Сиркисяна и всё равно не мог допустить расхолаживающих разговоров. – Вы, товарищ лейтенант, член партии, и себе такое позволяете!

Лейтенант сморщил лицо и, вспомнив о еде, потянулся к ложке. В банке что-то чавкнуло, и оттуда появился волокнистый коричневый кусок мяса, покрытый тонким слоем жира. Лейтенант осмотрел его и отправил в рот.

– Обязательно найдем, – сказал Петр, убеждая не столько Сиркисяна и солдат, сколько себя. – Если сами не найдем, то немца какого поймаем и спросим! Кто будет паниковать – расстреляю на месте как дезертира!

Он обвел солдат взглядом. Те опускали глаза и старались не смотреть на командира, явно опасаясь попасть под горячую руку. Но уверенности и оптимизма на их лицах не было.

Нижняя Австрия, город Вена,

правый берег Дуная

3 августа 1945 года, 9:01 — 9:26

Над городом нависло серое, скучное небо, источающее мелкий и холодный дождь. Бригаденфюрер Беккер морщился всякий раз, когда капли обходным маневром, минуя широкий зонт, попадали ему на лицо. Погода бригаденфюреру не нравилась, и настроение его было отвратительным.

Но в таком состоянии были и преимущества. Будучи не в духе, было легче выполнять тяжелую задачу, возложенную советом арманов. Пришел час очередного здания, несущего в себе семена еврейского магического искусства, а именно – венского парламента.

Оно смотрелось великолепно даже на столь невыигрышном фоне, как сегодняшнее небо. Этого бригаденфюрер не мог не признать. Величественно возносились к небу стройные колонны, формируя фасад, вполне подходящий для храма какого-либо из олимпийских божеств. Сжимала копье слегка попорченная пулями, но всё равно великолепная богиня Афина. Распахнула крылья на ее ладони готовая сорваться с руки Ника-Победа. Фигуры на фронтоне были плохо различимы, да Беккер особенно и не вглядывался, полагая, что там изображен какой-то сюжет из древнегреческой мифологии.

Грузно топая, словно слон, подошел штандартенфюрер Циклер. Бригаденфюрер так и не отпускал его от себя, сделав кем-то вроде персонального телохранителя. Штандартенфюреру это не очень нравилось, но ослушаться приказов армана он не мог.

– Как там саперы? – поинтересовался Беккер, не поднимая головы. Он знал, что минирование будет закончено не ранее чем через час, но все равно спросил.

– Работают, – гулко вздохнул Циклер. – Не ленятся. И зачем мы так рано приехали?

На этот вопрос бригаденфюрер не смог бы ответить при всем желании. Какое-то непонятное чувство заставило его утром покинуть теплое и сухое помещение и выйти на улицу, где погода более соответствовала октябрю, чем последнему месяцу лета.

– Была такая необходимость, – сказал Беккер, зная по опыту, что сомнения подчиненных в разумности действий командира нужно развеивать сразу. Иначе подобные мысли могут привести к непредсказуемым последствиям. – Присутствие армана необходимо, чтобы заключенное в здании недочеловеческое колдовство не могло повлиять на наших солдат.

– Ага, – Циклер кивнул, вполне удовлетворившись даже таким объяснением.

Где-то в проулке за спиной родился треск мотоцикла. Звук работающего мотора всё усиливался, пока не стих где-то рядом. Беккер не обернулся, а вот Циклер не удержался – посмотрел назад.

– Ого, офицер, – сказал он. – С охраной разговаривает. Ну и вид у него, однако…