– То же самое, слово в слово?
Она кивнула ошарашенно.
– Ты уверена?
Огромные глаза.
– Информация – это власть, – объявил он за завтраком. – И как можно на этом заработать?
– Это просто, – сказала Фиа. – Голубая любовь.
Мистер Персик с невозмутимым видом взбивал яйца. Вот уже два месяца сериал подходил к кульминационному моменту страсти между Раймунду и Рональдана. Если бы Эдсон хоть иногда смотрел телевизор, читал журналы и следил за форумами, то был бы в курсе, что сейчас нет у Бразилии вопроса более важного, чем – будет что-то между ними или нет? Букмекеры давали все меньше шансов с каждым днем по мере приближения Судьбоносного Эпизода: все должно произойти – голубая любовь прямо в прайм-тайм. Ради интриги сценаристов держали в отеле под охраной. Ожидание накалилось до предела, цены на рекламу стали астрономические. И Фиа уже смотрела этот эпизод.
Ставка была сборной. Они разбросали мелкие суммы, полученные от продажи антикварных вещиц, пожертвованных мистером Персиком, по нелегальным букмекерским конторам по всему Сан-Паулу, ставили всегда немного, чтобы никто ничего не заподозрил, и далеко друг от друга, чтобы никто не расколол систему. Эдсон, Фиа и мистер Персик колесили по бульварам, невозмутимо входили в комнатенки на задворках и выкладывали реалы на пластмассовые столы. Потом Эдсон настолько увлекся, рассылая черные перья и рисуя черных петушков по всему Сидаде-де-Лус, что целиком пропустил Злополучный Эпизод.
Дилер, который помогал Эдсону сбывать антиквариат, выдал ему столько реалов, что в них можно было купаться.
– Откуда ты узнал, что они струсят в последнюю минуту? Вы что, держите в заложниках мать сценариста или типа того?
– Типа того, – сказал Эдсон.
И теперь, стоя перед старой бандой Перьев в спортзале Эмерсона, где под столом лежали спортивные сумки, набитые реалами, Эдсон видит, как годы бросились врассыпную испуганными птицами. Ему снова было двенадцать, реальность побила все мечты о надеждах и достижениях, и приходит горькое осознание, что, несмотря на все амбиции, он не сможет летать достаточно быстро, чтобы преодолеть силу тяготения Сидаде-де-Лус. «Ты закончишь очередным маландру с пистолетом и бандой».
– Спасибо, что вы пришли. У меня есть план, операция, я не справлюсь один, мне нужна ваша помощь. Это нелегально… – Смех. Неудивительно, – .и небезопасно. Вот почему я прошу вас как друзей, а не как бывшую банду Перьев. Не думайте, что я пытаюсь оскорбить кого-то, предлагая оплату, а заплачу я хорошо. Непредвиденная прибыль. Пара ставок сыграла. Вы меня знаете. Я – профессионал. – Он задерживает дыхание, и вся комната вместе с ним. – Это большая услуга, и вот то, что я хочу сделать…
* * *
– Не возражаю против твоей операции, – говорит Главарь, наклоняясь вперед, и пот капает с его сосков. – Эдсон, я уважаю твой деловой подход, поэтому предлагаю пятнадцатипроцентную скидку от стандартной таксы.
Эдсон понимает, что застыл. Он спокойно выдыхает, медленно и незаметно, так что капельки пота на его тощей груди даже не дрожат.
– Щедрое предложение, сеньор, но сейчас любые таксы сильно ударят по моим денежным потокам.
Главарь смеется. Все его тело сочувственно сотрясается.
– Тогда давай выслушаем, как будешь расплачиваться.
Эдсон кивает на Милену, которая все еще подбрасывает мяч, улыбаясь при каждом ударе.
– Вы сказали, она вас впечатлила.
– Я сказал, ей нужна пластика.
– У нее проба в команду «Атлетику». – Это не совсем ложь. Он знает, как там зовут главного. Договорился о встрече с его секретарем.
– Это не уровень Сан-Паулу.
– Нужно набрать фанатов. У меня есть план развития карьеры.
– В отсутствии тщательности тебя обвинить сложно, – говорит Главарь. – Но…
– Дополнительно отдам волейбольную команду.
Главарь хмурится. Серферы копируют его выражение, только в преувеличенной степени.
– Девочек.
Главарь поворачивает голову на массивной гофрированной шее.
– Они могут играть топлес.
– По рукам, – говорит толстяк, дрожит от смеха, раскачиваясь взад-вперед, морща огромный волосатый живот и хлопая себя по бедру. – Ты меня убиваешь, наглая ты обезьянка. Даю тебе разрешение. А теперь рассказывай, зачем оно тебе?
– Очень хорошо, сеньор, с вашего позволения я собираюсь вломиться на стоянку военной полиции в Гуапире и украсть четыре квантовых компьютера.
9—10 июня 2006 года
29 октября 1731 года
Некоторые замечания касательно гидрографии Риу-Негру и Риу-Бранку доктора Робера Франсуа Оноре Фалькона, члена Королевской академии Франции.
Риу-Негру, или Черная река, – один из самых крупных притоков Амазонки, соединяющийся с Риу-Солимойнс примерно в двухстах пятидесяти лье от устья Амазонки, в трех лье ниже поселения Сан-Жозе-Тарумаш, которое названо в честь исчезнувшего племени Тарума, или Сан-Жозе-ду-Риу-Негру. Самой поразительной особенностью Риу-Негру является то, что дало реке название – черные воды. Это не поэтический причудливый образ. Дело в том, что вода океана синяя, а в этой реке черная, как смола. Риу-Бранку, приток более крупной Негру, как и следует из названия, Белая река. Ниже Риу-Бранку во всех северных притоках Риу-Негру текут темные воды, а к югу это поперечные русла, связанные с рекой Солимойнс.
От архипелага Анавильянас я двинулся дальше к лагерю на месте слияния Черной и Белой рек, где провел ряд исследований воды и почв. Обе реки исключительно глубоки, и виден отчетливый разброс в расселении видов местных рыб. Однако измерение глубин ручным лотом в случае с Риу-Негру выявило темные наслоения с богатым растительным материалом на дне русла, а на дне Риу-Бранку обнаружился мягкий неорганический ил. Можно предположить, что реки текут по разным местностям. Риу-Бранку гидрологически подобна Риу-Солимойнс, которая берет свое начало в Андах. Кажется логичным заключить, что и Риу-Бранку тоже берет свое начало в высокогорной местности, до сих пор не отмеченной на карте, но, скорее всего, расположенной на бескрайних просторах между Гвианой и вице-королевством Венесуэлой…
Доктор Робер Фалькон отложил перо. Голос леса вводил его в заблуждение. Много раз ему казалось, что кто-то выкрикивает его имя или приветствует издалека, но стоило прислушаться сосредоточенно, как это сделал бы охотник, и слова оборачивались песней птиц или звуком какой-то крошечной амфибии с удивительно громким для такого маленького существа голосом. Вот опять. И на этот раз это не птичья трель и не кваканье лягушки. Человеческий голос звал на лингва-жерал, языке, которым пользовались между собой его носильщики и гребцы, происходившие из разных племен. Каноэ на реке. Что может быть такого странного, чтобы его люди подняли крик?