Я стоял, оперевшись на машину, немка сидела внутри неё, но в то же время и рядом. Мы смотрели, как закатившееся за склон холма солнце откуда-то из-за горизонта исполинским прожектором подсвечивает вершины гор.
Мы молчали, но я знал, что долго это продлиться не сможет. Аске был нужен наш будущий разговор. Не Рей — Аске. В названной сестре я был уверен — она справится. Она больше не рассуждает зря и не терзает себя сомнениями — Рей видит свой путь, каким его понимает…
А вот Аска — ещё нет. И не в моих силах указывать ей или тем паче — подталкивать, но подсказать я ей могу…
— Как ты жил раньше, Синдзи? — неожиданно спрашивает Лэнгли. — До того, как… До войны.
— Скучно. Спокойно, — я прикрыл глаза, уже привычно погружаясь в прохладную глубину чужих воспоминаний. — Без потрясений. Без тревог. В ожидании того, что я когда-нибудь смогу совершить что-то важное. В ожидании того, что всё это — не просто так.
— Я всегда знала, что я — особенная, — Аска смотрела куда-то вдаль. Не на меня. Ни на что конкретно. Просто смотрела. — Что только я способна сделать… что-то сделать. Может быть — защитить целый мир. Может быть — спасти его. Может быть — уничтожить, если захочу… И поэтому должна быть готова ко всему. Должна быть самой лучшей. Во всём.
— Кому должна?
— Не знаю, — легко пожала плечами девушка. — Всем. Никому. Себе. Скажи, тебе нравится пилотировать Еву, Синдзи?
— У меня нет выбора.
— Выбор есть всегда… Поэтому мне нравится моё дело.
Мы снова молчим.
— А как ты жила раньше, Аска? — после затянувшейся паузы спрашиваю уже я.
— Тренировалась, училась, просто жила… — вздыхает Лэнгли. — Всё было проще… и сложнее. А теперь всё стало сложнее и проще… Каким был твой старый дом?
Вопрос — ответ. Безобидные вопросы, странные ответы и непонятный смысл.
— Маленький двухэтажный домик на окраине Киото. Белый, деревянный, с красной крышей и небольшим газоном вокруг. А твой?
— Он был большим, — на губах рыжей появляется лёгкая улыбка, но почти сразу же гаснет. — Он был пустым. В нём должна была жить большая семья, а не… Скажи, это легко?
— Жить?
— Убивать.
Спустя два месяца я начинаю помнить это гораздо лучше. Наверное, даже лучше, чем в тот день.
Чужие глаза. Глаза врага. Глаза смерти.
— Да.
— И человека?
— Особенно человека. Человека всегда есть за что убить.
— А… ребёнка? Есть что-то, что могло бы тебя заставить убить ребёнка?
— Нет. Если бы я… Если бы я сделал такое, это был бы уже не я.
Странный разговор. Страшный разговор.
— Я всегда знала это, — Аска закрывает глаза, черты её лица смягчаются.
Неожиданно она протягивает руку к карману, закреплённому на поясе комбинезона, что-то достаёт и протягивает раскрытую ладонь вперёд.
— Как думаешь, что это, Синдзи?
На чёрной ребристой поверхности комбинезона, обтягивающую тонкую ладонь девушки, лежат небольшие кругляши янтарного цвета… А ведь это и есть кусочки янтаря. Но мне почему-то хочется назвать их…
— Слёзы солнца.
И я называю их именно так.
Аска удивлённо смотрит на меня.
— Почему ты так их назвал?
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Мне кажется, что так я называл янтарь в детстве. Мне даже кажется, что когда-то уже видел такие кусочки…
— Это раньше были бусы, — слегка улыбнулась Лэнгли. — Они мне всегда нравились… Я не знала, что такое янтарь… Но мама рассказывала, что редко — очень редко, когда солнце всё-таки плачет, его слёзы падают на землю и превращаются в такие камушки…
Девушка замолчала. Рука Аски с силой сжалась в кулак.
— Прости, — тихо произнёс я.
— Глупо просить прощения за то, в чём не виноват, — Лэнгли абсолютно спокойна. Неестественно спокойна. — Ты не виноват. Ты — не виноват…
— Я, наверное, пойду… — я оттолкнулся плечом от нагретой солнцем брони машины и зашагал к трейлеру.
Это было произнесено тихо, очень тихо. Я не должен был этого услышать, но всё-таки…
— Спасибо…
На секунду замираю, а потом слегка усмехаюсь и продолжаю идти, бросая на ходу нарочито-небрежным тоном:
— Лэнгли, если что — я буду рядом…
Но последнее моё слово услышит только ветер.
— …всегда.
* * *
Буй номер 640239 типа РГБ-1 терпеливо ждал, покачиваясь на глубине нескольких метров в тёплых водах Тихого океана у восточного побережья острова Хонсю.
Буй ждал своего часа.
Он был рождён далеко отсюда, давно отсюда — в стране, которой больше нет, но которая всё ещё есть. Буй был одним из многих. Их были сотни, тысячи или даже больше. Долгие годы буй просто лежал на складе, погружённый в странный полусон-полуявь…
Буй ждал своего часа.
Где-то за стенами склада наступал застой, который сменяла перестройка. Менялись правители, менялся мир. Падали старые флаги, поднимались новые. Друзья становились врагами, враги — заклятыми друзьями.
Буй ждал своего часа.
Мир умирал и рождался заново. Мучительно — с болью и кровью. Надмировой портной перекраивал границы стран и человеческих судеб. Где-то гремели войны и революции. Накатывались цунами, и земля тряслась по шкале Рихтера.
Буй ждал своего часа.
Для него не было времени — только периоды До и После. До — годы и десятилетия ожидания того, ради чего он был когда-то создан. После — только три часа жизни. Три часа, чтобы исполнить своё Предназначение.
Так здорово, когда у тебя есть Предназначение.
Так плохо, когда ты не можешь его исполнить…
Буй ждал своего часа.
Его братья уходили куда-то в неизвестность. Туда, откуда не возвращались — уходили исполнять своё Предназначение. Некоторые — слабые духом, начинали сомневаться, а есть ли оно вообще?
640239 не сомневался — он знал точно: Предназначение — не выдумка.
Буй ждал своего часа.
Где-то там — в невообразимой и непредставимой дали было нечто, что Создатели называли океаном. В его толще скользили огромные и страшные создания — Убийцы городов. В их чревах до поры до времени дремали мегатонны смерти, способные обратить в радиоактивную пыль половину континента. До поры до времени дремали.
До чёрной поры, до судного времени.
Буй ждал своего часа.
Создатели были непредставимо велики в своей мудрости. Они прознали об Убийцах. Они создали убийц Убийц — разных обликом и повадками смертоносных Охотников, которые должны были уничтожить монстров до того, как безумие отправит в фиолетовое небо огненные стрелы.
