нашей спасительницей и благодетельницей. Какое у неё было варенье!!
Мы пили чай у нашей хозяйки. Мы слушали рассказ о том, какие все мужики теперь гады и какие раньше были мужики. Судя по возрасту, последние мужики были у Клавдии Павловны в годы Гражданской войны. Возможно раньше, возможно, батюшка царь государь Николай свет Александрович целовал в лобик юную фрейлину Клавочку. Как она материлась, наша Клавдия Павловна! Принесенная мною из магазина бутылка крымского муската давно опустела. Вера попробовала хозяйкиного самогона и была не в себе.
А комната ничего. Совсем даже неплоха комната. Плотные шторы на окнах, две не скрипучие кровати. И одна из них явно лишняя…
Я драл Веру с каким-то особым аппетитом. Двухдневное воздержание и стресс рискованного перелета дали себя знать. Подслушивает ли старая стерва, этот вопрос следовало решить в первую же ночь. Бабок подглядывающих и подслушивающих нам не надобно. Похоже, нет, спит любительница хорошего самогона, спит сном младенца, предварительно спустив с цепи здоровенного кобеля. Пёс ходит обзором вдоль забора и горе тебе, запоздавший жилец. Быть тебе кусанным.
– Ну хватит Боренька. Я тут сбегаю в их туалет. Все удобства во дворе и пёс этот страшный…
– Вот откусит тебе попу Вера.
– Сам попу береги, мелкий. Детей он не кусает, сказали, но кто знает?
– А лягушки на улице квакают. И трещит кто-то?
– Это, наверное, цикады…
Мертвый сон. Но заспаться нам не дали. Отдыхающие встают рано. Очереди в столовую, очереди за билетами, очереди за хорошей погодой. А она есть, хорошая погода…
Здесь чудесный песочек, песчаный пляж с красивыми камешками. Сердолик, агат, опал, яшма и прочие красоты. Мы лежим среди драгоценных камней горы вулкана и агатовая галька греет попу мне и моей Вере. Мы счастливы, мы, наконец, свободны. Народу на пляже не слишком много.
“Бери ложку. Бери бак. Нету ложки, хлебай так.”
Что шумит, что звенит в аккурат перед обедом?
Пионер Смирнов башку поворачивает:
– Что?! Опять?
Да братья, невеселое время пионерских лагерей еще не миновало. И почему это не может быть, пионерлагеря на солнечных брегах Тавриды? Очень даже может. Пионерские палатки видны невооруженным глазом. Молодняк спешит к кормушкам.
– Смирнов! Шепчет мне на ухо Вера Михайловна. – Если ты будешь себя плохо вести, я знаю, что с тобой делать.
После обеда в местной столовой я прогулялся в сторону лагерей. Мысль пришла мне в голову интересная. Нельзя ли будет устроить на отдых здесь моих друганов. Ну и Гальку привлечь к южному отдыху. Право же, они заслужили немного летнего тепла и крымских фруктов.
Немного худосочные местные дети поделились со мной местными новостями. В лагере кормят отвратно, но с фруктами не жмотятся. Сливы каждый день есть. Есть ли места в палатках? А чего им не быть. Лагерь наш не Артек, родителя особо не рвутся посылать сюда детей.
Теперь надо побеседовать с начальством. Ах, если бы мне выглядеть лет так на десять, двадцать старше.
– Верочка. Ты не любишь моих друзей по лагерю. Тебе неприятно о них вспоминать.
– С чего это ты взял? Ты чего о них вспомнил, Боря?
– Они тоже имею право на южное солнце. Они очень хорошие мальчики. И даже ненавистная тебе Галя Федотова, тоже хороший мальчик.
– Это ты к чему говоришь, пионер Смирнов?!
– Купим им путевки в пионерлагерь.
Вера со мной уже ко многому привыкла, но я сумел её удивить.
– Как это я пойду и куплю путевки?
– А чего не купить, если деньги есть. Палатки у них полупустые. Директору лагеря деньга лишней не будет. Что он её себе в карман положит, его дело.
– Ну допустим куплю. Кто их через всю страну в Крым повезет? Родители детей не отпустят.
– Сопровождающего я им организую. Не такие это ребята, чтобы чего бояться. Их самих бояться надо. Тем паче, здесь не Кавказ, здесь Крым, Верочка.
Я долго её уговаривал, наконец, Вера согласилась, сходить и поговорить с директором лагеря…
– Справки!! Чтоб никаких мне ветрянок и коклюшей. На мне двести детей!! У каждого ребенка, чтобы была справка.
– Боренька. Что делать? Есть у них справки?
– У них будут справки. Всё у них будет. Пусть только приедут…
Облом. Стопроцентный облом.
– Нечего ему делать на юге, пусть к школе готовится.
– Что это за подарки такие, путевку какую-то присылают. Неведомо от кого, неведомо за чьи деньги. Не отпущу!
– Галочка. Я понимаю, Боря твой друг. Он от чистого сердца тебя хочет обрадовать. Но пойми и ты меня. Я же мама, у меня сердце будет болеть за тебя. Где-то в Крыму, неведомо в каком пионерлагере. Нам надо быть с тобой осторожными, доченька.
Прости пионер Смирнов, твои подарки слишком хороши для нас. Напрасно ты, старик Хоттабыч, нам слонов даришь.
– И слава богу Боря. По-моему зря ты это затевал. Хлопот потом не оберешься. Ведь за ними приглядывать надо будет. А вдруг заболеют? А вдруг холера!! Что смеешься, холера на юге частый гость. Вот поблагодарят тебя родители, пионер Смирнов.
Мы будем вдвоем с тобой Вера, будем вдвоем вплоть до рокового рубежа 1 сентября. И когда дети соберутся в школу, а сволочь петух пропоет свой траурный марш, я постараюсь не расстаться с тобой, гражданка Иванова. До первого сентября еще бездна времени.
– Пойдем в горы Верочка. Я постараюсь нести тебя на руках и собирать по пути красивые камни Кара-Дага. Сердолик, халцедон, яшму, агат, опал. Понимаю, что тебе это и даром не надо. Ты у меня теперь богатая невеста, вся в бриллиантах и изумрудах. Но толстеть не надо. Так пойдешь в горы?
Лучше бы мне было этого не делать. Нет, вообще в прошлой жизни я ходил в горы. В Италии, на Бали, еще помню, летал на вертолете над водопадом в Африке. Но всё это мелочевка. А вот подъем на перевал Магнитный в августовскую жару оказался делом серьезным.
Нас ждал и зловеще посматривал на горе путешественников Шайтан-Бармак, Чертов палец, скала в высшей степени зловещая и завлекательная. Сколько идиотов пыталось забраться на вершину скалы. Скольким из них удавалось это сделать. А потом сидеть на вершине и подобно отцу Федору из Двенадцати стульев проповедовать птичкам лютеранство. Спускаться в сто раз опаснее, сложнее, чем подниматься.
Верочка пили местный лимонад, грызла сушки и отговаривала меня от безумной затеи.
– Разобьешься
