Сергей Александрович кивнул и, попрощавшись, вышел. Иванов пошёл его провожать. На лестнице великий князь всё-таки не утерпел и спросил:
— Скажите, любезный Николай Сергеевич, а в какой области вы инженеры?
— Электроника. — Бухнул Николай и задержал дыхание.
Сергей Николаевич покосился на него и сказал: — Ну, секрет, так секрет.
* * *
На следующий день пришли плотники в рясах. Человек десять, все немолодые, степенные. Оказалось, это монахи из Чудова монастыря, расположенного здесь же, в Кремле. Старшим был маленький, пожилой монах с бородавкой на носу, звали его брат Силантий. Иванов провёл его по помещениям, выбранным под склады, объяснил, что от него требуется, и дал сто рублей на закупку материалов. Тот отправил четверых из своей команды в город, написав на клочке бумажки что купить.
Николай постучал в дверь к Петровым: — Идите в город, гуляйте пока, стеллажи поставят, начнётся работа, некогда будет. Отпуск заканчивается.
Петров открыл ему, и оказалось, что пока Иванов водил брата Силантия по третьему этажу, все уже оделись и находятся здесь. И при этом вид у них заговорщицкий.
Николай посмотрел на них подозрительно и спросил: — Куда это вы так резко собрались?
Александр сделал невинные глазки: — Ты же сам сказал: "Идите в город".
Ирина Сидорова засмеялась: — Нас мужчины ведут в "Яр".
Алексей пропел фальшиво: — "А ну, ямщик, гони-ка к Яру…"
Николай покачал головой: — Понятно… Всем копироваться. Давно что-то копии не обновляли…
Татьяна Петрова посмотрела в глаза Иванову: — Ты думаешь это опасно?
— Нет, конечно, — буркнул Иванов, — просто… просто, нужно обновить копии…
Через час, после того, как скопированные путешественники отправились в трактир, монахи привезли доски, гвозди, инструменты и работы по превращению дворца в офисно-складской комплекс, начались.
Конечно, стены не ковырялись. Стеллажи устанавливались на пол и к внутренней отделке не прикасались. Часов в восемь вечера пришёл брат Силантий и сказал, что пора шабашить, заканчивать на сегодня, и принёс сдачу со ста рублей. Три сотни шестиметровых досок толщиной пять сантиметров, обошлись по шесть рублей восемьдесят копеек за сотню, а пуд гвоздей в два рубля двадцать копеек.
— А когда закончите? — спросил Иванов.
— Да, завтра и пошабашим враз, чуток осталось, — брат Силантий приподнял скуфью и почесал лысинку, совсем, как Сидоров.
— И во сколько ты ценишь работу?
— Ну, барин! Меньше чем рупь на нос никак не получается. Работу сам видел – от души для души старались.
— А если я попрошу сегодня работу закончить, в смысле, к утру, чтоб готово было, а ты всю сдачу себе оставишь? Как ты на это смотришь?
Брат Силантий глубоко вздохнул, втянув воздух носом, подумал несколько мгновений, и сказал с расстановкой: — Я-то всегда готов помочь, но как обчество скажет, надо спросить.
— Ну, иди, спроси общество, скажи, эти полки нужны завтра утром, — Николай внутренне восхитился. Это ж надо! Просят рупь, предлагаю больше семи, а он: "с обчеством надо посоветоваться"! Молодец!
Силантий вернулся скоро, положил на стол ассигнацию в пятьдесят рублей, высыпал горсть мелочи и заявил: — Обчество согласное, закончим сегодня, только больше чем по два рубля на нос это не по Божески. — Кивнул и вышел из комнаты.
Иванов решил, что завтра утром пойдёт в их монастырь и пожертвует ему денег. Или нет, поставит Богу самую толстую свечку, в руку толщиной. Или нет, сделает и то и другое. А сейчас, наверное, нужно их накормить. Николай включил повторитель и накопировал продуктов. Потом развеял их. Пожалуй, не будут они есть эти суррогаты из XXI века. Вспомнил про друзей в "Яру" и решил заказать блюда из трактира. Потом подумал, что у них какое-нибудь церковное питание и решил спросить Силантия.
Брата Силантия он нашёл на третьем этаже, в одной из больших залов, заваленной досками и стружками.
— Да, — ответил на вопрос Силантий, — трапезу в обители мы уже пропустили. Я уж хотел в ближний трактир гонца посылать, благо копеечка от ваших щедрот имеется.
— А что, сейчас никакого поста нет, всё можно вам есть?
Силантий широко улыбнулся: — Не-ет, нынче никакого поста, слава Богу!
— Ну, так не посылай никого, я сам пошлю. Только без вина, хорошо?
Силантий широко перекрестился: — Упаси Господь!
Иванов спустился к себе и настроил абрудар на "Яр".
Наши друзья сидели за большим столом с какими-то подозрительными личностями и пели "По диким степям Забайкалья". Ещё и раскачивались туда-сюда. На столе возлежал двухметровый осётр, из одного бока которого уже торчали оголённые рёбра. Сидоров стоял во главе стола и дирижировал ребром, выломанным из осетра. Николай покачал головой и полетел на кухню. На большом столе стояли готовые блюда, дожидавшиеся своей очереди отправки в зал. Иванов подивился их размеру. Самое маленькое – полметра в диаметре. Скопировав стол со всеми блюдами, Николай проявил его в коридоре второго этажа.
Аппетитный запах разнёсся по дворцу. Молотки смолкли. Спустившийся с третьего этажа Силантий изумлённо рассматривал всё это великолепие. Посмотреть было на что. Повара знаменитого ресторана держали марку. Если жареный поросёнок, то обязательно пучок петрушки во рту, а вместо глаз – маслины. Если глухарь, то обязательно со всем оперением. Если стерлядь – то ломтики – прозрачные.
Вслед за братом Силантием спустились остальные работники.
— Прошу! — Иванов сделал приглашающий жест, — Кушать подано.
Но никто не сдвинулся с места.
Николай посмотрел на Силантия: — Брат Силантий, в чём проблема? Берите стулья и подсаживайтесь, поросёнок стынет!
Силантий вздохнул и осторожно спросил: — Откуда сие диво, барин?
— Да пока вы наверху плотничали, — Иванов заторопился, уходя от скользкой темы, — пришли вот из трактира и накрыли, садитесь, садитесь, что стоите?
Силантий опять глубоко вздохнул, втянув благоухающий воздух носом, и сказал осторожно:
— Дык, барин, не расплатимся за такую красоту.
Иванов удивился: — А кто говорит, что вы должны расплачиваться? Уже за всё заплачено. Я вас приглашаю, вы мои гости, не стесняйтесь, садитесь и ешьте!
Николай решил подать пример. Он пододвинул стул к столу и оторвал от поросёнка ногу.
Силантий оглядел своих работников и сказал: — Ну, если в гости приглашают, да от чистого сердца, тогда грех отказываться. Пошли руки мыть.
Иванов со стыдом вспомнил, что он-то руки и не помыл. Но встать при всех и пойти мыть руки, когда уже все видели, как он хватался за пищу, не позволила гордость. Пусть все думают, что у него руки были чистые.
