Конечно же, перебирать мне приходилось, но экипаж был укомплектован полностью. И самое приятное, командиром абордажной партии ко мне пришел Иджин дир Пьетроссо. Когда я спросил у него, как ему это удалось, он ответил:
— Ты знаешь, никаких проблем с этим не возникло.
И я сразу вспомнил слова Минура, наверное, все дело было именно в этом.
Иджин привел с собой полтора десятка человек. Среди них оказалось несколько тех, с кем мы и брали корабль. Остальные были офицерами, и, почти все, родственниками дир Пьетроссо. Именно в них мы больше всего и нуждались.
«Рассадник крамолы — думал я, глядя на них, вспоминая Минура и улыбаясь.
— Да и плевать. И Минуру удобно. Он, наверное, даже мечтает об этом: собрать всех своих врагов в одном месте. Удобнее будет прихлопнуть при нужде. И я весьма доволен».
Сам же дир Пьетроссо мотивировал свой поступок тем, что в моем обществе скучно ему не бывает.
Это уж точно, Иджин. Ты ещё не раз пожалеешь, что связался со мной, настолько тебе не будет скучно.
Первым долгом я отменил телесные наказания. Увидел, как одного из матросов наказывают линьками, подошел, отобрал их и выбросил за борт.
Нет, не от доброты своей душевной. Это как раз та категория людей, что любой добрый поступок воспринимает как слабость.
К тому времени мы уже вышли в море, и я приказал выстроить всех людей на шкафуте. Прошел вдоль строя, заглядывая в глаза…
Они были разными, эти люди, бородатыми мужиками в годах, и совсем юнцами, на чьих лицах пробивался первый пушок. И смотрели они по-разному. Кто-то смотрел угрюмо, мол, лишь крайняя нужда заставила меня вступить на палубу этого корыта. Кто-то чуть ли не с вызовом, всяких за свою жизнь видывали.
Попадались и те, в чьих взглядах виделся чуть ли не восторг. Это уже работа Гриттера, не знаю, что он им наплёл. Но такие взгляды были у самых молодых и почти безусых. Эх, молодость, молодость. Вам бы ещё у мамкиной юбки сидеть и девчонок лапать, чтобы замирало сердце да дух перехватывало от жажды ещё не изведанного, но уже такого желанного.
Прошелся перед строем, раскинувшемся от борта до борта в несколько шеренг, остановившись посередине.
— Наказание у нас будет только одно, — заявил я, выразительно посмотрев на рей, на ноке которого обычно и прилаживают верёвку с петлей, чтобы перекрыть доступ к кислороду. — И, очень надеюсь, что до этого дело не дойдет. А вот спокойной жизни не ждите, её не будет.
Не будет, потому что мы действительно должны стать экипажем, экипажем боевого корабля. Мы должны понять, что отныне наши жизни зависят друг от друга, и совершенно неважно, кто из нас чем занимается. Так что предстоит нам учиться, учиться долго и упорно. И запомните слова одного великого человека, их в этом мире ещё никто не произносил: тяжело в учении — легко в бою.
А самым страшным наказанием должна стать не петля, а то, что с этого корабля спишут на берег.
Вам же, господа офицеры, тоже необходимо понять. Это не их, это вас нужно наказывать линьками, если на вас смотрят неуважительно, что-то бурчат в ответ и не галопом отправляются выполнять распоряжения. Значит, вы делаете что-то не так, значит, вы не можете стать для этих людей авторитетом, и отсюда следует, что для кого-то первый поход на «Мелиссе» так и останется единственным.
Учебные тревоги стали для экипажа такой же обыденной вещью, как сигнал на обед. Днем ли ночью, неважно. И приходилось появляться на мостике, обряженным в кирасу и шлем. Это было важно, люди должны были видеть, что учения обязательны для всех, невзирая на чины и лица. Что никто не спит, когда по кораблю объявлена учебная тревога, и когда остальные сломя голову несутся к положенным им постам.
Находились и те, кто роптали. Такие люди находятся всегда, даже когда всё хорошо и замечательно, такая уж натура у некоторых и никуда от этого не денешься. Но экипаж на глазах становился именно экипажем…
«Эй, моряк, ты слишком долго плавал…».
Вот же привязалась, черт бы её побрал.
За кормой «Мелиссы», в кильватере, следовал захваченный нами изнердийский корабль. Большой, пятидесяти четырёх пушечный корабль, который мы взяли на абордаж и вели теперь в Абидос.
С этим нам повезло.
«Мелисса» шла под всеми парусами, стремясь как можно быстрее достичь эскадры Скардара, курсировавшей где-то у мыса Инстойл, что в южной части
Бирейского моря.
Среди офицеров «Мелиссы» был один человек, Хойхо дир Моссо, как я понял, глаз Минура на корабле. Вопреки всем ожиданиям, дир Моссо оказался на редкость приятным типом. Он отличался редкостным чувством юмора, исправно тащил вахты и у Фреда, наконец, появился достойный соперник в игре, которую он привёз из дальних странствий.
На его вахте все и произошло. Был обед и только что подали первое блюдо, когда в кают-компанию вошел вестовой, который и сообщил, что господин дир Моссо просит господ офицеров подняться на мостик. Обед — это святое и дир Моссо не стал бы тревожить по пустякам, и потому мы спешно покинули кают-компанию, дружно оторвавшись от тарелок с супом, едва успев опустить в них ложки.
Парус. Марсовый сумел разглядеть слева почти на траверзе парус, скрывавшийся в полосе дождя. Шторм закончился пару дней назад, но море всё ещё не успело успокоиться, хотя стрелка на барометре упорно лезла вверх.
Мы впились подзорными трубами в пространство по левому борту. Сомнений быть не может, дир Моссо не ошибся, это — изнердиец, такой же одинокий, как и мы. Враг тоже видел нас и даже успел изменить курс, нацелясь носом на «Мелиссу». И теперь предстояло сделать выбор: принять бой или уходить, воспользовавшись тем, что наш корабль должен иметь преимущество в скорости.
Все смотрели на меня. Так, трехмачтовый двухпалубный корабль, несколько крупнее «Мелиссы» в размерах. То, что он боевой, сомнений никаких нет. А значит, при таких размерах, он должен иметь преимущество в количестве орудий и в численности экипажа. Только что он здесь делает, в одиночестве? Ладно мы, у нас своя задача и свои обстоятельства.
Всё, решение необходимо принимать немедленно. Надо же с чего-то начинать, и чем он плох для начала, этот изнердиец?
Вот эти слова я и сказал Фреду, хлопнув его по плечу: действуй.
Ветер, главное ветер, ветер — это всё. И Фред не подвел. Как же мне всё-таки везет, с людьми, что встречаются на пути.
Через пару часов лавирований на границе досягаемости вражеских пушек, фер Груенуа смог вывести «Мелиссу» с кормы противника. Залп левым бортом, к сожалению не совсем удачный, рулевое управление изнердийца не пострадало.
Еще пара часов работы для рулевых и матросов, находящихся на реях, и новый залп, на этот раз более удачный. «Громовержец», а именно так перевел его название фер Груенуа, остался без пера руля. Еще час лавирования, когда мы неудачно подставились под залп противника, наделавший в парусах немало дыр. Наш ответный залп книппелями почти в упор, оставивший бизань противника без косых парусов, с помощью которых он пытался управляться. Короткое совещание, после которого решено было брать врага на абордаж. Дир Пьетроссо настаивал на этом, утверждая, что его команда подготовлена достаточно хорошо. Фер Груенуа тоже был за абордаж, а сти Молеуен, как обычно, принимал любое решение, всем своим видом показывая, что его дело — карты, лоции и астролябия. Решение было за мной, и на этот раз я хлопнул по плечу Иджина — действуй.
