Мой отряд расположился на одном из таких молодых виноградников. Лозе не больше двух лет, а плодоносить начинает в пять. Наверняка основательно вытопчем ее, придется пересаживать, так что хозяин виноградника не скоро получит прибыль. Если, конечно, сам уцелеет. Нимфейцы решили защищаться. Сейчас пленные боспорские воины и крестьяне, положившиеся на них и не сбежавшие под защиту крепостных стен, разбивают эти стены таранами. Работают днем и ночью под обстрелом своих сограждан. В некоторых местах по кладке уже побежали паутинки трещин, пока еле заметные. Кстати, стены кое-где обновляли, не знаю, сколько лет назад, камни там светлее и обтесаны по-другому. Обычно греки гладко обтесывают каждую грань по краям, а середину оставляют плохо обработанной, а у новых камней вся грань обтесана, правда, так-сяк.
Если бы на стенах не было трещин, все равно было бы понятно, что город падет. Индикатором пораженческого настроения были нимфейские богачи, которые каждый день уплывали из города вместе с семьями и ценным барахлом. Кто-то отправлялся в Пантикапей, кто-то — на восточный берег пролива, а кто-то — сразу на южный берег Черного моря или вовсе на Пелопоннес. Остановить разбегание потенциальных рабов и утечку сокровищ мы не можем, нет своего флота, достаточно сильного, чтобы прогнал боспорский, который дрейфует неподалеку от берега, готовый в любой момент взять на борт важных людей и уцелевших солдат гарнизона. Судя по всему, боспорцы предполагают, что их столица будет следующей, и, как доносит наша разведка, готовятся к ее защите. У меня пока таких планов нет, но чем черт не шутит?! Цвет могучей и непобедимой боспорской армии полег в степи между Киммерийским и Нимфейским валами или попал в плен. Вероятнее всего, сейчас им на замену срочно набирают наемников на противоположном берегу пролива среди меотов и синдов, но не думаю, что они будут защищать Пантикапей самоотверженней, чем погибшие воины, жители этого города.
К моему шатру, довольно скромному по скифским меркам, подъезжают Авасий и Гнур с охраной из трех десятков молодых скифов, судя по дорогим доспехам, сыновей богатых скотоводов. Эти два вождя постоянно вместе, несмотря на то, что без ссор общаться друг с другом не могут. Они слезают с коней, садятся в тени шатра на расстеленную слугой кошму, ждут, когда их угостят вином. К моему удивлению, оба вождя знают, что мое вино лучше того, что пьют сами. Не понятно только, как при таком хорошем вкусе покупают дрянное вино?! Впрочем, в Киммерике они обновили свои винные погреба более приличным.
Осушив серебряную чашу с барельефом, на котором Ахиллес на колеснице волочет по земле тело убитого Гектора, и перевернув ее вверх дном, что обозначает «Пьянству бой!», пусть и на короткое время, Авасий сообщил:
— Боспорцы прислали гонца. Предлагают переговоры.
— Почему бы не поговорить?! Пусть приходят, — сказал я.
— Они запросят мир. Вот мы и думаем, что с них потребовать? — произнес Гнур.
— В тройном размере то, что они не заплатили вам в прошлый раз, три раза по столько за этот и потребовать, чтобы снесли все три вала, которые мешают вам гонять скот зимой по льду на противоположный берег пролива, как делали ваши предки, — посоветовал я.
— Мы не собираемся гонять скот на тот берег, — возразил Авасий.
— Если ты не скажешь им это, боспорцы решат, что собираетесь, и щедро заплатят за то, чтобы валы остались, — подсказал я.
Гнур захихикал мелким бесом и толкнул Авасия локтем в бок:
— Я же говорил, что он хитрее тебя!
Послы прибыли на следующее утро. Их специально провели так, чтобы увидели частично разрушенные крепостные стены, с которыми продолжали работать наши тараны. Наверняка в Пантикапей по несколько раз в день передавали сводку с места событий, но одно дело услышать от испуганных нимфейцев, а другое — увидеть собственными глазами. Послов было почти два десятка, не считая полсотни слуг, которые несли нам ценные подарки. Количество подарков точно соответствовало количеству присутствующих на переговорах командиров. Разведка у боспорцев поставлена великолепно. Авасий получил позолоченный шлем беотийского типа, отрез пурпурной ткани и большую амфору вина, Гнур и я — по кинжалу с рукояткой из слоновой кости и в ножнах с золотыми пластинами, отрез алой ткани и тоже по средней амфоре вина, остальные — по ножу с рукояткой из черного дерева и в ножнах с серебряными пластинами, отрезу черной ткани и маленькой амфоре вина. Говорил рыжебородый тип с красным лицом, на котором веснушки были едва различимы. Скифский язык он знал на приличном уровне. Наверное, раньше торговал с кочевниками. По его словам царь Перисад признал свою ошибку, к которой подтолкнули коварные советники, чтобы поссорить с друзьями-скифами. Отныне и навеки царь хочет быть другом и братом всех кочевников в мире и согласен искупить свою вину любой ценой в пределах разумного.
С нашей стороны говорил Авасий, иногда поглядывая на меня или Гнура, но игнорируя наши высказанные мимикой советы. Торг шел вязко, пока скифский вождь не выдвинул условие срыть все три вала. Это предложение было настолько неожиданным, что послы хотели уже вернуться в Пантикапей за дополнительными инструкциями. Удержали их, как догадываюсь, звуки таранов, бьющих по стенам, и радостные крики осаждавших, которые приветствовали каждую новую трещину или выпавший камень. Валы послы отстояли, все три. Это обошлось им в дополнительные полсотни талантов серебра. Еще по таланту они обязались заплатить пострадавшим херсонесским купцам и вернуть им галеры с товарами и десять талантов — жителям пригородов.
После того, как условия мира были согласованы, рыжебородый первым делом попросил:
— Остановите свои тараны. Нам придется ремонтировать стены, а в казне денег совсем не останется.
После заключения мира с Боспорским царством я подумал о цене неправильного управленческого решения, принятого Перисадом. Да, надо было за чей-то счет поправить ситуацию на подконтрольной ситуации, занять чем-нибудь массу людей, завязанных на хлеботорговлю. Только вот выбрал он тех, кого грабануть казалось легче, не учтя, что это потенциальные союзники. Хотя, может быть, я недооцениваю управленческий гений боспорского царя, для которого именно проигранная война и оказалась лучшим выходом из положения. Теперь можно без опаски поднимать налоги и принимать непопулярные законы. Отрицательные эмоции будут выливаться боспорцами на люто ненавидимых врагов — скифов и их пособников херсонесцев.
65
Херсонес стремительно разрастается. Наши победы над скифами и боспорцами сочли знаком богов. Строительство новой крепостной стены тоже помогло городу обзавестись репутацией надежного, неприступного. К тому же, в Херсонес пришли большие деньги вместе с вернувшимися с богатейшими трофеями воинами. Да и мой рудник давал немалые налоги и обеспечивал работой многих мастеров. Со всех греческих полисов к нам устремились переселенцы. В первую очередь вернулись те, кто сбежал в Гераклею Понтийскую. Им не требовалось получать гражданство, так что без проблем обосновались на старом месте. В Малой Азии сейчас неспокойно. Там македонцы воевали с македонцами, деля империю покойного царя Александра. Антипатр, жестоко усмирив греков и навязав Афинам олигархию вместо демократии, разбирался в Великой Фригии с Пердиккой, своим бывшим зятем, который недавно развелся с его дочерью. Точнее, сам Пердикка поперся в Египет свергать Птолемея, а в Малой Азии оставил воевать грека Эвмена, сына извозчика, бывшего начальника царской канцелярии и одного из самых влиятельных людей при Александре Македонском. Я помню, что этот заносчивый выскочка хорошо воевал только за пиршеским столом.
Вернулся из Гераклеи и бывший владелец купленных мною клеров, который захотел вернуть их, предложил хорошую цену, почти вдвое превышавшую ту, по которой продал мне. Обладание земельным участком — это сейчас не просто бизнес, а еще и высокий социальный статус, даже если клер малюсенький, едва позволяет сводить концы с концами. Если дают хорошую цену, надо продавать. Так я и поступил. Теперь надо было куда-то пристроить моих лошадей. И я вспомнил, что херсонесская хора будет намного больше нынешней и с крупными клерами.
