— А вот, тетя Олеся, те… кто к нам с войной пришли… я читал, что они… нечисто вроде с ними… вроде Христа они отвергли да и… обряды какие-то проводят… — с легким, почти незаметным ознобом сказал Фрумкин.
— Ну ведь вроде и умный ты, старший майор, человек, а всяким бабьим глупостям веришь… — с досадой сказала тетя Олеся. — Нет. Человеческое это зло. Черное оно, да… но увы, человеческое. Тем оно и страшно… ох, и страшно… Даже мне…
Когда гости скрылись в надвигающемся тумане, бабушка Олеся зачерпнула пригоршней воды из озера… что-то вновь глухо плеснуло…
Умывшаяся теплой, как парное молоко, водой полешанка Олеся, по виду лет семнадцати, сказала во тьму:
— Вот… а ты говорил… сами пришли, помощи у меня просят! Уважают…
В озере что-то снова тяжело плеснуло…
24 июня 1941 года. 02 часа 10 минут. 01 час 10 минут — по берлинскому времени.
Каменец, Штаб 2-й танковой группы
Немецкая армия по ночам не воюет. Немецкая армия ведет боевые действия, принимает пищу и отдыхает строго в установленные командованием ОКХ часы. В иные кампании, на Западе, даже общенациональные праздники соблюдались: Новый Год, День труда Первое мая, День Ноябрьской революции. Ну а двухнедельный оплачиваемый отпуск — это вообще святое дело…
Даже в боевом походе на «хильф-крейсере» «Атлантис», который вокруг света от англичан бегал, и то командир по графику увольнял «матрозен» на берег. Например, на очень южном острове Кергелен. А то, что на пляже, среди вечных паковых льдов, из лиц противоположного пола солнечные ванны принимают только самки морского леопарда, — это уже их, самок, личная проблема…
Так что сейчас в германской армии время отдыха. Однако окна классической гимназии, построенной еще в благословенном прошлом веке, хоть и завешаны по инструкции черными занавесями, но пропускают сквозь щелки острые лучики света. Новая метла тщательно метет…
— Значит, вы, коллега, утверждаете, что план первого дня кампании, разработанный покойным Гудерианом, предусматривал стремительное продвижение севернее Бреста по двум направлениям: от Пружан на Ружаны и от Кобрина на Барановичи, а южнее Бреста — через Кобрин на Драгочин и далее на Пинск? — вежливо интересуется у своего начштаба новый командующий 4-й танковой группой. — Причем продвижение механизированных соединений должно было происходить возможно быстро, не учитывая темп пехотных, я вас верно понял? Wunderbar! То есть одна колонна наступала бы на северо-северо-запад, вторая на северо-северо-восток, а третья плавно бы сворачивала направо, прямо в сторону Китая…
Начштаба только кивает в ответ. Ну, что тут скажешь…
— Вы знаете, коллега, в мое время, когда юный офицер приходил в наш оперативный отдел Генштаба в Цоссене, ему сразу для начала давали простенькую задачку… — задумчиво продолжает фон Клюге. — Вот тебе карта, вот расчет сил и средств, вот карандаши… Наступай. И если этот офицер рисовал на карте такие вот РАСХОДЯЩИЕСЯ направления, то ему немедленно присваивали почетное звание Der Eichenkopf, в честь национального немецкого дерева. Так сказать, претендент был немедленно увенчан дубовыми листьями. И более ничего серьезнее заточки карандашей в дальнейшем мы ему уже не доверяли… Die stinkende Scheise! В этом штабе вообще кто-нибудь УМЕЕТ правильно затачивать карандаши?!
24 июня 1941 года. 02 часа 12 минут.
Железнодорожная станция Береза-Картусская Белорусской железной дороги
— Товарищ старший лейтенант, товарищ… — старая (сорокапятилетняя, но для Эспадо, в его двадцать, однозначно старушка!) работница станции осторожно потрясла дремлющего Эспадо за плечо. Адольфо с трудом разомкнул слипшиеся веки и взглянул на источник шума. Внимательно разглядев командира, работница охнула. — Ой, Божечки мои, что у тебя, сыночек, с лицом-то?
— Что-что, дура! Сама, что ли, не видишь? Товарищ командир — танкист, прямо с фронта, его в бою опалило… — объяснила коллеге пышнотелая молодка в железнодорожном кителе, со светлыми кудрями а-ля народная артистка Серова. — Товарищ командир, Вы ее не слухайте…
— Ой, милый ты мой, да как же тебя всего закоптило-то… давай я тебя пожалею, маслицем смажу… — жалеючи сказала первая «старушка».
— Иди, иди себе, Петровна, я сама ему все смажу! И сама его пожалею! Да иди уже ты отсюда, кошелка старая! Дай мне толком поговорить с хорошим человеком… — пышнотелая блондинка силком поволокла упирающегося Адольфо куда-то вдаль по затемненному перрону. Наверное, смазывать его и жалеть…
Да только, видно, не судьба ей была пожалеть бойца, потому как на фоне чуть алеющего далекими пожарами неба увидал Эспадо в ближнем тупике возвышающуюся на четырехосной платформе черную, ступенчатую, тяжкую даже на вид глыбу. Резко затормозив, старший лейтенант впился взглядом в мощный корпус, широченные гусеницы, массивную башню…
— Это чего такое… — восхищенно протянул он. — Это чье?!
— Та-а-а, ничье… — махнула рукой жалостливая блондинка. — У нас тут и гарматы на гусеничном ходу стояли, пока их какой-то полковник Лопуховский, чи що, себе не забрал… И в пакгаузах богато усего, кулеметы там, бонбы усякие… Пойдем, хлопчик, я тебе кое-что другое покажу…
— Нет, погодите, погодите, женщина… как это ничье? Так не бывает!
— Та у нас, у младшого брата Червоной Армии, все бывает… — пытаясь загородить предмет интереса красавчика-танкиста своей мощной грудью, сказала блондинка. — Пригнали у ранок состав, а коносаментов или товарно-транспортной накладной на цей груз нема. Вот и стоит, кого-то ждет уж третий день. Знать бы только, кого…
— Я знаю, кого ОН ждет! — Эспадо решительно вырвался из цепких женских рук. — МЕНЯ!!!
24 июня 1941 года. 02 часа 18 минут.
Железнодорожная станция Береза-Картусская Белорусской железной дороги, тупик рампы «сухих» грузов
«Да откуда ОН взялся?!» — воскликнет взыскательный читатель, тот самый, который не верит, что в Военно-Инженерной Академии РККА учились чистокровные урянхаи… между прочим, учились исключительно на «отлично», чтобы народные деньги, потраченные ТНР на их обучение, зря не пропали! И который совершенно напрасно не верит, что Быстроходный Гейнц мог вот так просто потерять голову… причем буквально!
А ОН взялся оттуда же, откуда на станции Береза-Картусская взялись шесть, целых шесть, полный дивизион, новеньких 203-мм гаубиц Б-4, доставленных прямо с грузового двора сталинградского завода «Баррикады» в адрес… А вот адрес И НЕ БЫЛ указан!
То есть груз появился иждивением славного НКПС, который завез ценнейшие орудия куда попало. Стояли они себе на платформах без всякой охраны и попечения службы ВОСО.
