– Вспомнил Веттермана? – спросил Скуратов, подойдя к нему вплотную.
То, что прошептал в ответ Бомелий, Валентин не расслышал. Скуратов же скомандовал:
– Продолжай!
После следующих пяти ударов «помощник» окатил Бомелия уже тремя ковшами воды, потом, взяв его за подбородок, похлопал ладонью по щекам.
– Сомлел… Кабы знать, что он квелый такой, – принялся он оправдываться перед Скуратовым. – Ведь еще до водицы не дошли, а он уже спекся… Не виноват я, государи мои. Кабы знать, что он квелый такой…
– Он не помер? – забеспокоился Валентин.
– Не-эт, – успокоил его Скуратов. – Из разума просто выпал. Боли не выдержал. Придется отложить до завтра дальнейший допрос, но…
– Что «но»?
– Хоть и не шибко сильно его пытали, но, сударь, поверь моему опыту, не знает он тех людей, о которых ты спрашиваешь.
– Гм… Думаешь?
– Уверен, – заверил Скуратов, и Валентин, пристально глянув в его тигриные глаза, безоговорочно ему поверил.
– Ладно. Давай сюда Бровика. Только… Этого вот… – Валентин мотнул головой в сторону «помощника». – Убери.
– Не понадобится?
– Нет.
– Бомелия снять?
– Пусть пока повисит.
– Эй, Бойко, пойди передохни да скажи, чтобы Бровика привели, – приказал Скуратов. – Сударь, можно я тоже отойду ненадолго? Хочу одно соображение проверить.
Бровика втолкнули в камеру почти сразу же, едва Григорий Скуратов покинул ее. Бровик стоял у двери со связанными за спиной руками и испуганно озирался.
– Здравствуй, Бровик, – произнес Валентин, поднимаясь из-за стола.
– Здравствуйте, господин земской посол. – Неожиданно для себя увидев в этом страшном месте Михайлу Митряева, повар обрадовался. Видимо, это было истолковано им как добрый знак.
Валентин подошел к нему и, взяв его под руку, не торопясь, как во время прогулки двух добрых старых знакомых, повел его в дальний конец камеры, где так и висел на дыбе Елисей Бомелий. Вид истерзанного пытками человека, подвешенного на цепях между полом и потолком, а паче того вид пыточных орудий, разложенных на очаге и возле него, произвел на Бровика, судя по его внешнему виду, неизгладимое впечатление.
– Бровик, – проникновенным голосом, почти ласково спросил Валентин, – знаешь этого человека?
– Нет, господин земской посол, в первый раз вижу.
– А вы хорошо подумайте, Илья Ильич. Разве он не из ваших? – Последний вопрос буквально поверг допрашиваемого в шок. Ноги его ослабли, и он стал оседать на пол, но Валентин крепко держал его под руку. – Ну, ну, соберитесь, Илья Ильич. Если вы будете вести себя разумно, с вами ничего не случится. Я вам это обещаю.
– О-ох, – выдохнул Бровик. – Человек из будущего… Такое уже было, и мы понесли тогда очень большие потери.
– Вам нечего волноваться, Илья Ильич. Вам я гарантирую жизнь, если только вы правдиво ответите на мои вопросы.
– Хорошо, спрашивайте.
– Кто это? – Валентин указал пальцем на Бомелия.
– Первый раз вижу. Он не из наших.
– Гм… А кто отравил царицу? Вы?
– Я.
– Где был яд?
– В клюквенном соусе.
Валентин почувствовал, как у него между лопатками побежала струйка холодного пота. Только случай спас его. А если бы не острейшая оскомина, сведшая тогда ему скулы при одном только взгляде на клюквенный соус?
– Кто приказал вам это сделать?
– Казначей. Через своего слугу.
– Они оба из ваших?
– Да.
– Зачем вы убили царицу?
– Я всего лишь винтик, я не задаюсь подобными вопросами. Меня пристроили на кухню, чтобы всегда иметь возможность отравить кого-либо. Велели отравить царицу – я сделал это.
– А подсыпая яд в пищу царице, на что вы надеялись, Илья Ильич? Вы не опасались возмездия? Вы герой и готовы пожертвовать собой ради общего дела?
– Нет, нет и нет. Никакой я не герой. Но Рыбас твердо обещал, что меня никогда не найдут и в любом случае вместо меня арестуют кого-нибудь другого. Вина будет возложена на него, на этого другого.
– Ай-яй-яй, обманул вас Рыбас.
– Получается, что так.
– Кто еще из ваших находится в слободе?
– Больше никого. Был еще один среди опричников, но погиб. Говорят, глупо погиб.
– Где же остальные?
– Вместе с Рыбасом. Они составляют его свиту и охрану. Он их бережет.
– В отличие от вас, – заметил Валентин. Бровик в ответ на это справедливое замечание лишь пожал плечами. – Где можно найти Рыбаса?
– Я не знаю. Я ведь говорил, что я всего лишь винтик. Мне не доверяют никаких тайн. – Валентин многозначительно взглянул на Бровика, потом на висящего на дыбе Бомелия и вновь на Бровика. – Уверяю вас, я не знаю. Знает лишь казначей, он поддерживает каким-то образом связь с Рыбасом. Больше я ничего не знаю.
– Что можете сказать об убийстве Старицких?
– Ничего. Я даже не слышал об этом.
– А о том, чем же так Рыбас прельстил Никиту Романовича Юрьева-Захарьина, полагаю, вы тоже ничего не знаете?
– Почему же! Это-то я как раз знаю. Он обещал сделать его сына Федора патриархом и фактическим соправителем России, а внука Михаила Федоровича – юным царем под уверенным водительством отца-патриарха. В свое время они бумагу подписали соответствующую, и теперь, если Никита Романович начинает хотя бы чуть кочевряжиться, Рыбас напоминает ему о ней и грозит предать ее огласке.
– Боже… Как все тривиально. Спекулировать своим знанием будущего…
В этот момент скрипнула входная дверь и в камеру неслышными, кошачьими шагами вошел Скуратов.
– А-а, Григорий… Уже вернулся? Садись, записывай показания, – велел ему Валентин, подводя Бровика к столу и усаживая на табурет. – Нашелся наш отравитель. И вину свою признает, и сообщников выдает. Да, Бровик?
– Эка быстро ты, сударь… – произнес Скуратов, с уважением глянув на Валентина.
После того как Скуратов тщательно записал показания повара Бровика, Валентин со своим протеже покинули допросную камеру и поднялись наверх.
– Ну что, Григорий… Начинаются серьезные дела. Надо брать Фуникова со слугой.
– Не получится пока, сударь. Уехал Фуников не так давно. И слуга с ним. Я чего ходил проверять… К Старицким человек приезжал уже вечером. Вот я и подумал порасспросить начальника караула – а кто из слободы вчера вечером выезжал да уже затемно возвращался?
– Выяснил?
– А как же, – с гордостью ответил Скуратов. – Казначей Фуников да боярин Яковлев-Захарьин. Верхами, без слуг и охраны.
– Думаешь, они?
– А то…
– Но к Старицким приходил один человек.
– Правильно. Казначей и приходил. А Яковлев его небось в ближней рощице ждал. Ему же надо было на следующий день туда являться. Нехорошо бы получилось, кабы станционный смотритель его признал. Вдвоем они действовали, сударь. По сговору.
